супостате, король поглядывал на зрителя, словно вопрошая: «Кто ты такой и что делаешь в моей битве?»
За мраморной аркой располагался травянистый внутренний двор, крытый сверху большими стеклянными панелями; в хорошую погоду они раздвигались, дабы впустить свежий воздух. Здесь в лучшие дни король принимал гостей или обедал со своими фаворитами. Двор окружали колоннада и терраса с мраморным полом; больше десятка дубовых с позолотой дверей вели отсюда в покои короля, а также в комнаты его слуг и личной охраны. Несколько охранников находились во дворе и сейчас — не только норелдраи в строгих серых мундирах, но и жандармы в темно–зеленых куртках и белых рейтузах, и гренадеры в традиционном синем, с начищенными до блеска кокардами. Охранять короля было великой честью, и ни одно из этих трех соединений не уступило бы своего права соперникам.
Посреди лужайки стояли (и выглядели тут несколько неуместно) обеденный стол из полированного дуба и кресла с высокими спинками. Расиния много раз ела здесь с отцом, в компании самых влиятельных аристократов Вордана, неизменно окруженных целым роем слуг и прихлебателей. Сейчас длинный зеркально гладкий стол был практически пуст, лишь в дальнем его конце сидел седовласый человек, ссутулившийся за годы, проведенные над постелями пациентов. При виде Расинии он не без труда поднялся, хотя та жестом показала, что делать этого не нужно.
— Доброе утро, ваше высочество, — проговорил он, склоняясь так низко, насколько позволяла негнущаяся спина. — Надеюсь, вы благополучны?
Из–за хамвелтайского акцента «вы» в его устах прозвучало больше похоже на «фы». Расиния кивнула.
— Как обычно, профессор Индергаст, — сказала она.
Доктор воззрился на нее поверх полукруглых очков в тонкой оправе.
— Надобно будет как–нибудь заняться вашим питанием, — заметил он. — Иногда мне кажется, что вы совсем не прибавляете в росте. Знаете, ваша мать в свои девятнадцать была ростом почти с меня.
Расиния, которой пришлось поднять голову, чтобы встретиться взглядом с сутулым доктором, осторожно пожала плечами.
— Как–нибудь — возможно, но сейчас у нас есть заботы поважнее. Мне сообщили, что надо прибыть немедля… как он, что с ним?
— Его состояние не изменилось, ваше высочество, — проговорил Индергаст. — Простите, что обеспокоил вас. Дело в том, что он проснулся и хочет вас видеть.
Сердце принцессы дрогнуло, сбившись с ритма. Король в эти дни почти все время спал, а порой бредил от боли и жара. Расиния провела немало часов у его ложа, неизменно держа отца за руку, но зачастую тот даже не сознавал, что она рядом.
— Тогда я лучше пойду, — сказала она вслух, — пока он опять не заснул. Безусловно, ваше высочество. Не отвлекайтесь на меня. — Доктор указал на раскрытый увесистый фолиант, что лежал на столе перед ним. — Я всего лишь просматривал том трудов Ахелеоса, любезно одолженный архиепископом, — узнать, не найдется ли у автора что–нибудь полезное для нас.
— Нашлось?
— Увы, нет. То же, что у всех светил древности: слишком много теорий, слишком мало практических рекомендаций.
— Вы справитесь, доктор. Вы всегда справляетесь.
Профессор медицины Индергаст провел скрюченными пальцами по редким волосам. Он был личным врачом отца Расинии с тех пор, как она появилась на свет. Многие при дворе удивлялись, для чего королю понадобились услуги иноземного доктора, но принцесса искренне любила старика. Он уже не единожды возвращал короля к жизни — из такого состояния, когда прочие университетские доктора не решились бы даже попытаться.
— Вы оказываете мне честь доверием, — ответил Индергаст, но лицо его осталось мрачным. — И все же, ваше высочество, умоляю вас не полагаться чрезмерно на мое скромное искусство.
Он помолчал и едва слышно добавил:
— Чудеса — прерогатива его преосвященства архиепископа.
Расиния сжала губы, но не ответила. Лишь кивнула и, обойдя старика, направилась к спальне отца.
— Архиепископ сейчас там, — вслед ей проговорил доктор. — А также его светлость герцог и прочие члены кабинета.
Принцесса замедлила шаг, но не остановилась. Стало быть, дело не в том, что больной отец хочет повидаться с дочерью. Если король созвал министров, значит, он собирается сделать официальное заявление. Расиния мысленно поблагодарила Индергаста за своевременное предупреждение, приказала телохранителям ждать ее снаружи вместе с охраной короля — и бесшумно проскользнула в дверь.
* * *
По меркам Онлея королевская спальня была невелика — то есть недостаточно велика для партии в теннис. Зато королевское ложе было огромным, и четыре дубовые опоры буквально дрожали под весом груды шелков и бархатных драпировок. Король, утопавший в одеялах и вышитых подушках, был едва различим среди этой роскоши — лишь голова, словно отделенная от тела, виднелась в складках дорогой ткани.
Несколько хорошо одетых особ стояли в изножье кровати, так сказать, плечом к плечу, для взаимной поддержки. Архиепископ Ворданайский, чьи объемные алые одеяния не позволяли присоединиться к остальным, пребывал чуть поодаль и всем видом выражал свойственную церкви отрешенность от дел мирских.
Очевидно, Расиния вошла в самый разгар спора — хотя тот, кто не прожил всю жизнь в Онлее, вряд ли бы это заметил. То был набор околичностей, осторожно выражаемого несогласия людей, отчетливо сознававших, что формально оппонент может в любой момент лишить их головы.
— Уверен, ваше величество обдумали этот вопрос весьма тщательно, — увещевал крупный густобородый мужчина в самой середине группы. Граф Торан, министр военных дел, по–солдатски мускулистый, но уже заплывавший жирком под безупречно скроенным придворным мундиром. Лицо его, обычно румяное, сейчас и вовсе налилось жаром. — И все же позволю себе усомниться, что вы рассматривали ситуацию с моей точки зрения. Речь идет о молодом офицере, талантливом и весьма многообещающем, и назначать его на новую должность, по сути, с понижением…
— Настолько многообещающем, что вы отправили его в Хандар? — перебил король, и у Расинии болезненно сжалось сердце при звуке его голоса — некогда уверенного баритона, который сейчас превратился в одышливый раздражительный хрип.
— Где он добился превосходных результатов! — плавно подхватил Торан. — И в должный срок, если его карьера не будет прервана…
— Я предоставлю ему решать самому, — сказал король. — Он может и отказаться от назначения.
— Но, ваше величество, он не откажется, — вклинился в разговор Рэкхил Григ, министр финансов.
Узколицый, с круглыми блестящими глазками, он всегда напоминал Расинии хорька, и впечатление лишь усугубляла неудачная манера зачесывать назад жидкие пряди бурых волос. Торан ожег министра финансов враждебным взглядом. Григ, единственный в кабинете, был незнатного происхождения, и за это прочие питали к нему глубокую
