полякам и, делая милую мордашку, подтаскивать их к нашей линии. Мне это занятие сразу пришлось не по душе, но Верка заметно в нем преуспела, и вскоре у моего места стали толпиться покупатели, разбирая остатки товара. Впрочем, тоже задешево.
К вечеру у нас с Веркой появились деньги на подарки родителям и какие-то сувениры для себя. Я купил серебряную цепочку, шарик лизун и еще что-то. Несмотря на чудовищность всего происходящего, мы с Веркой были по-своему счастливы и даже смогли в обед посетить первую достопримечательность – католическое кладбище, расположившееся на краю рынка. Мы бегали вдоль могил, осматривая кресты, которые по непонятным для нас причинам сильно отличались от наших. Главное, – мы наконец-то увидели первые проявления западного искусства, пусть и в таком странном месте.
Вечером начались неприятности, и появились первые слезы: у многих пропали все деньги, заработанные за два дня нелегкого труда. К несчастью в их число попала Верка и близнецы, поэтому жить мы теперь могли только на то, что осталось у меня. Хотя этого было немного. Верка сильно плакала не столько от потери денег, как от того, что кто-то из наших «экскурсантов» мог с нами так поступить. Близнецы расстраивались и все чаще бегали курить. Нам оставалось продержаться последний день, на него деньги еще были: я хорошо спрятал свою заначку, и до нее не добрались. Поплакав и успокоившись, мы легли спать уже за полночь.
Утром мы въехали в Варшаву, вернее, на ее центральный рынок. Нам с Веркой продавать было нечего, а моих денег должно было нам хватить на пару хотдогов и колу. Про киндерсюрприз пришлось забыть.
Несмотря на проблемы, настроение было хорошим, и мы разгуливали по рынку, любуясь всякой всячиной, попадавшейся на пути. В какой-то момент я увидел бегущих к нам близнецов: они кричали, стараясь нас о чем-то предупредить. Как выяснилось позже на рынке орудовали местные рэкетиры, отбирая у наших деньги. Мы кинулись к старшим.
Но то, что наши «старшие» были старше нас, им не помогло – большинство лишилось всего заработанного. Такую мелочь как мы, трогать не стали, видимо, чтоб наши крики не привлекли внимания. Марина с Ириной решили, что продолжать торговлю в таком месте нет смысла, и в обед мы отправились в свой бункер. Деньги же остались только у экскурсоводов.
Вечером мы уже были на польской границе, голодные, но все же счастливые, что смогли не только выехать из Союза, но и приобрести по-своему бесценный опыт. Нет, не продаж, конечно. А того, как надо выходить из сложных ситуаций и помогать друг другу вдали от дома.
Опыт взаимовыручки и некоего братства – ценнее любых тренингов и денег, и на всю жизнь формирует ваш внутренний стержень. Ведь кто-то тогда не выдержал и стал воровать, а кто-то отдал последнее, что было. И пусть жизнь рассудит всех, но мы с Веркой смогли увидеть всю суть человеческих отношений и сделать свои первые детские выводы о том непростом пути, по которому нам еще предстояло пройти.
Глава 2
День выборов
Чтобы я заработал на свой первый компьютер, мама устроила меня на лето продавцом в магазин: я должен был продавать ходовые продукты у входа, сбоку от центральных дверей. Как сейчас помню, что самыми ходовыми продуктами тогда оказались мука и майонез в маленьких стеклянных баночках, который к вечеру сильно желтел и покрывался пленкой, что не мешало ему идти «на ура» и на следующий день. Видимо, в то трудное постсоветское время люди, измученные дефицитом продуктов, не обращали внимания на такие мелочи.
Торговля шла неплохо, и к вечеру моя лавочка почти всегда оставалась пустой. Правда, главной проблемой было не просто все продать, а выдержать день под палящим солнцем и не тронуться от мыслей, что в это время друзья весь день на озере. В попытках хоть как-то отвлечь голову от мыслей от друзей и купания, а тело – от зноя, я делал две вещи: первая – читал роман «Война и мир», вторая – заводил разговоры с покупателями.
С первым заданием я справился из рук вон плохо: за лето «со скрипом» осилил три тома, оставив четвертый на будущее, которое, если честно, до сих пор не наступило… Во втором деле мне я значительно преуспел, – то ли по причине того, что был милым и симпатичным мальчиком, то ли потому, что к каждому из покупателей пытался найти свой, подходящий только для него, стиль общения. Такая стратегия давала результаты: вечером, когда я сдавал кассу, у меня всегда оставалось больше денег, чем положено за товар, что сильно пугало даже бывалых продавцов.
Маме это сильно не нравилось. Но я успокаивал ее тем, что просто многие покупатели не берут мелочь, или вообще кто-то отказывается от сдачи, хотя реальной причины не знал. Так или иначе, но на компьютер я накопил уже через полтора месяца и хотел уже было уйти из магазина, так и не попав внутрь и не ощутив на себе закрытую от всех жизнь продавцов. Но надвигались выборы президента, и меня попросили поработать на выездной торговле. Продавать, конечно, надо было уже не муку с майонезом, а весь спектр товаров нашего магазина, но я не видел в этом ничего особенного и с нетерпением ждал этого дня.
И вот он настал. Меня с продавцом Светой, которая была меня старше лет на пятнадцать, поставили в самом центре Дома Космонавтов, в котором собственно и проходило голосование. Количество столов с товарами, а главное их длина, потрясли даже меня: они были повсюду, а то, что на них лежало, нельзя было ни охватить взглядом, ни, тем более, пересчитать. Света, видимо, тоже была в шоке, отчего все время бегала курить, оставляя меня одного на хозяйстве.
Тем не менее, все начиналось мило и чинно: в первой половине дня люди были еще вежливые и еще с советских времен воспринимали такой день не просто как голосование, а праздничное событие, скрасившее скучную и однообразную жизнь Звездного городка. Офицеры были одеты в парадную форму и приходили голосовать со своими женами. На мундирах некоторых были ордена. Проголосовав, они подходили ко мне (или к Свете) и говорили примерно следующее: «Мальчик, а почем у вас эта водочка?» Ну, или коньячок на худой конец – другими напитками, как правило, не интересовались. Иногда, правда, брали конфеты или шоколадку для своей супруги, но это уже после выпивки. В общем, все шло хорошо, но народ все прибывал и