временное выдал. На первые сутки только. Понимаешь?
– Ну и что мне теперь с этим делать? Это же плохо, да?
– Ещё как!– воскликнул старик, и ещё раз ударил меня своей тростью.
– Да за что же мне так не повезло? Не уж то за то, что сердце своё не вырастил?
– Да за трусость твою людей к сердцу подпускать, кто ж ухаживать за ним будет, кроме близких? Вот ходи теперь взад вперёд, как все люди, думай об этом и страдай, – удручающе произнёс старец. – И спасайся сам. Тебе полезно. Возможность же есть, вот, странствуй по миру и ищи. А как найдёшь, так возвращайся, тогда и поговорим.
– Это же сердце, когда я его найду, что мне с ним делать? Его же не съешь, что бы было. Да и оно меня разве спасёт?
– Спасёт, – убедительно произнёс старик. – Ты его с чаем выпей, – добавил он, и исчез в кудрявых и розовых от солнца облаках.
"Даже не попрощался", – подумал я.– "до чего сумасшедший дед, ему бы твёрдого рассудка. А то совсем обленился в своих грёзах".
Солнце уже заходило, и расстояние между небом и землёй начало сужаться. Как человеческое око прикрывало всё тьма, так и я начинал просыпаться.
Я проснулся, и обернулся к столу. Пусто было и в душе, и на Межмировом Совете. Похоже, все важные вопросы уже обсудили и ушли, оставив меня тут почти одного. На столе был мой чай, а за столом сидела луна, она уселась на нагретое кем-то место и принялась доедать остатки еды.
Тот самый непонятно кто всё также сидел между двух столов. Поздно было, и я видел, как он спал. Спокойно так, тихо. Будто умер или на время усыпил свою бдительность. Слюни у него текли из-за рта прямо в бороду. Неприятное зрелище. Похоже, этот не пойми кто тоже человек. Уснул на важном совете. Разбужу его и к народу пойду, может, нас двоих кто-то примет. Подошёл я к нему, как к спящему, осторожно. А там незаконченная рукопись, похоже, что спящий ныне что-то писал во время совета двух краёв. Глянул я на записку, а там и сказано: « Я им… И возможность… И крест, а они всё хитрят…»
