и окровавленный топор выскальзывают из моих рук.
— Я… я… — не было слов, которые смогли бы описать всю палитру чувств, разрывающих мое нутро изнутри.
— Знаю, — короткий кивок и легкая полуулыбка.
Слезы смешиваются с кровью. Алыми струйками, которые крошечными ручейками начинают течь из моих глазниц, ушных раковин и ноздрей. Кровавые пузыри вспухают на губах.
Эта картинка отпечатывается в подкорке моего мозга. Клянусь всеми известными мне Темными богами, духами павших и демонами я буду помнить это до своего последнего вздоха и после Второго Шанса, когда возрожусь из пепла сломанных надежд фениксом возмездия, воплотившемся в новом мире и в новом теле.
— Открой свои мертвые глаза и узри новый мир.
Щелчок пальцев. Практически неслышимый.
Я смеюсь. Не безумно, а… почти радостно.
Смотрю на свои руки. Тактические перчатки "без пальцев" исчезли. Плоть и кожу перетирало в сероватую пыль, срывающуюся с ломающихся фаланг.
Боли не было. Даже намека на дискомфорт.
Кровь ссохлась в артериях и венах, а вслед за ней начали усыхать и мышцы, облепливающие каркас из опутанных нервными окончаниями костей. Глазные яблоки лопнули в глазницах, размазываясь по окровавленному лицу белесым гноем, тут же унесенным в никуда и ничто потоками ветра черной магии, о которой самые искушенные в запретном всеми мыслимыми и немыслимыми правилами колдовстве чернокнижники могли узнать лишь в жутчайших ночных кошмарах, заставляющих мелко подрагивать матерых головорезов. Этот же ветер слизнул мои мимические мышцы с лицевых костей черепа.
Я видел это словно со стороны, от третьего лица. Как мое тело, тощее и вполне неплохо сложенное, растворяется, обнажая голые, чернеющие кости. Оголенный торс, заляпанный чужой кровью, обугливается, рассыпаясь на отдельные атомы химические соединения. Грудные мышцы, мышцы пресса, бицепсы… чудовищный некроз перекидывается с кистей на предплечья и расцветает хищными бутонами смерти в разных местах, спекшиеся до состояния однородной кашицы внутренности и вытекающий из всех трещин костный мозг.
Я уже не управляю этим огрызком человека. Просто смотрю.
Плоть исчезла. Вся и без остатка.
Но… но я вижу. Слышу. Чувствую. Я жив.
— Четверо наблюдают за тобой.
И я умер.
Глава 3. Мертвец
Я очнулся в подвале.
Своем старом добром полуподвале, ставшим вторым домом, незаменимой частью меня самого и привычного образа жизни. Обшарпанная и вечно промерзлая до самого основания бетонная коробка, чуть кривовато прилепленная к боку панельной девятиэтажки, одним из трех нездорово-серых столбов, возвышающейся над заваленным металлоломом пустырем на окраинах города. Когда-то тут планировали построить магазин. Мощный такой торговый центр в несколько этажей и кучей нолей в графе прибыли. Обнесли участок работы забором из бледного профнастила, тут же утопленного под налезающими друг на друга объявлениями купли-продажи, похабными надписями, замысловатыми граффити и ссылками на полумертвые чаты соцсетей, где мутные личности, предпочитающие сохранить хотя бы подобие анонимности занимались распространением наркотических веществ и детской порнографии, варьирующейся от можно даже сказать "лайтовой" до жесткой гуро-БДСМ-капрофилистической ереси. Возвели скелет из балок, подвезли пару грузовиков со стройматериалами, после чего растворились в небытие, забыв на месте инструмент и спецовки. Доподлинно никто не знал почему стройка приостановилась на добрых пять лет, за которые балки заржавели, а местечко облюбовали маргиналы всех видов и мастей. Время от времени, что-то тлело в этом котле несбывшихся амбиций прорабов, вспыхивала работа таджиков, поддерживаемая матершиной кряжистого бородатого дядечки в самой большой каске, но спустя пару дней все затихало, и отпугнутые шумом представители низших слоев населения их гадюшника вновь возвращались на привычное место обитания.
Стаи голодных озлобленных собак, бомжи, наркоманы, семь лично мной закопанных трупов, алкоголики и лезущая во все щели суицидально настроенная пацанва, в хаотичных скоплениях которой уже начинают пока что едва-едва проступать очертания отмороженных банд.
Кто смотрел "Бумер" и "Бригаду"? Здесь большая часть населения. Та самая часть, впитавшая с молоком матери социально несправедливую ненависть и криминальные наклонности. И не смотрела, а намертво вцементировало картинку на экране работающего с перебоями телевизора в реальную жизнь. Адский коктейль из одного металлургического завода, двух угольных шахт, винегрет из частных и многоквартирных домов, крайне напряженная обстановка в момент перестройки и еще больший упадок после нее, вкупе с осознанием сколько можно заработать честно горбатясь, а сколько в темах наиболее шустрых ребят, сваливших из более крупных и перспективных городов из-за жесткой конкуренции. Плюс, относительная отдаленность от "цивилизации", как в том анекдоте, вся остальная страна — это Подмосковье.
Конечно, с течением времени неприкрытый беспредел затухал, сменяясь сытым урчанием отожравшегося хищника, предпочитающего не выставлять на показ все свои возможности и грязные делишки, по крайней мере не так явно, как раньше. Парни вроде деда Макара, своеобразной легенды среди сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных, временно исчезали. Именно временно, ибо подобный тип людей никогда не вымрет. Непреклонный идеалист с замашками циничного маньяка — слишком убойное сочетание человеческих факторов. Макар любил обливать бензином людей, которые, выражаясь плюс-минус культурным языком перешли общедозволеную черту. А потом, после патетической и безмерно пафосной речевки о насквозь прогнившем обществе… как там говаривали одни обдолбыши?.. вопящий огонек на ножках?
Таких убирали сами братки, сменившие стереотипные кожанки на деловые пиджаки и места в административном аппарате города.
Я лежу на полу. Обрывки тряпья, старые газеты, засохшая грязь, стеклянное крошево, окурки, смятые алюминиевые банки и пожухлая трава. Обшарпанные стены. Полумрак. Ржавый прямоугольник массивной двери, чьи петли и монструозный замок настолько изменились под дланью всеобщего запустения, что открыть их не представлялось возможным даже роте спецназа с ручным тараном, если они, конечно же, не знали хитрую комбинацию того что, как и где нужно дернуть в этом танковом люке, чтобы он с оглушительным скрежетом отъехал в сторону, давая шанс обдирая одежду протиснуться в щель, отделяющую верхний мир от рудимента хитросплетений канализационных и коммуникационных тоннелей.
Мышцы спины сводит от холода.
Стоп.
Этот холод пронизывает все мое тело, каждую его клеточку, судорожно вцепившуюся друг в друга. Пробирающий до самого сжавшегося в страхе нутра холод. Ледяное дыхание смерти.
Осознание того факта, что я труп далось противоестественно-легко. Как бы парадоксально это не прозвучало, но смерть — это одно из самых запоминающихся событий в жизни. Даже если ты отошел к Четверым тихо во сне, ты будешь помнить это. Первая смерть, как первое убийство и первый секс. Останутся с тобой навечно. После десятого жмура, чья кровь засыхает на твоих руках, или десятых потрахушек, когда не возникает подсознательного иррационального страха, что все идет определенно не по плану, что-то меняется в мозге. Ты привыкаешь к тому, к чему, казалось раньше,
