от времени прерываемая унылым женским плачем. В середине зала на высоком столе возвышался гроб с телом высохшего старика со сморщенным ли¬цом и черным родимым пятном у правого виска. И хотя пятно на лице покойни¬ка уже потеряло свой цвет и стало каким-то бледным, Геродот безошибочно узнал ее: это была все та же метка, которую только что видел у новорож-денного. Он с удивлением взглянул на капитана. Тот осторожно перешептывал¬ся с одним из присутствующих:
– И давно преставился?
– Уже третьего дня, завтра хоронить будут.
– Как жаль, – вполголоса проговорил капитан.
– Конечно, жаль, – согласился незнакомый собеседник, – хороший человек был старик Диомед, весь город чтил и уважал его.
– Понимаете, в чем дело, – капитан взял собеседника подруку и отвел в сторону.– Мы только что чуть не присутствовали при его рождении, а теперь попали на его похороны, в общем, мы запутались в этих комнатах.
Незнакомец понимающе кивнул головой и рукой молча указал на следую¬щую дверь.
– Нам, вероятно, надо туда, только постарайся не шуметь, а то на нас уже люди смотрят, – почти шепотом прошипел капитан и, взяв Геродота за руку, осторожно приоткрыл красную дубовую дверь.
Та бесшумно захлопнулась за спиной, и звуки траурной музыки исчезли. Они теперь оказались в маленькой уютной комнате, скорее всего, рабочем кабинете хозяина дома. Возле распахнутого во двор широкого окна сидел че¬ловек. Низко опустив голову, он что-то писал. При шуме захлопнувшихся дверей он поднял голову и посмотрел на посетителей живыми, умными глазами.
– Диомед, мир твоему дому, – сказал капитан, приветственно подняв ру¬ку и сразу переходя к делу. – Я привел к тебе далекого гостя, это Геродот из города Галикарнаса.
– Вы вышли из похоронного зала, значит, видели, как меня хоронили. Я сам никогда этого не видел, да и не увижу никогда, – с грустью в голосе произнес Диомед.
– Мы стали свидетелями не только твоих похорон, но и еще кое-чего, – бодро отозвался капитан.
– Понимаю, – ответил человек за столом, потом, повернувшись к Геродо¬ту, учтивым голосом добавил: – Вы видели мое рождение, видели мою смерть, видите меня сейчас, живого и молодого. Наверное, знакомиться нам уже и не стоит.
На правом виске Диомеда чернело все то же огромное родимое пятно, но к тому времени, когда Геродот, как это полагается учтивому гостю, произнес в ответ приветственную фразу, он уже перестал чему-либо удивляться и покорно доверил себя течению последующих событий.
– Диомед, ты опять сочиняешь свои истории? – спросил капитан, указав рукой на лежащую на столе открытую тетрадь.
– Весь мир состоит из разных историй, я всего лишь собираю и записываю их.
– Ну тогда вы быстро найдете общий язык, – отозвался капитан, – твой гость тоже историк и большой любитель сочинять.
– Это правда, вы пишите истории? Тогда мне крупно повезло, – включился в беседу Геродот, который до сих пор молчал, чувствуя некоторую стеснительность.
– Наш капитан, может, не совсем правильно выразился. Я не пишу истории, а сочиняю небольшие, порой странные рассказы, скажем так, описываю не события, а живых людей.
– Чем же они странные? – спросил Геродот.
– Видите эту картину на стене, я приобрел ее на местном рынке по сходной цене, и когда остаюсь один дома, часто смотрю на нее.
Гости невольно обратили взгляд на висящий на стене портрет молодой женщины.
– Что здесь примечательного, баба как баба, – недоуменно повел плечами капитан.
– Вы тоже такого же мнения? – учтиво спросил Диомед молодого историка.
Геродот еще раз сосредоточенно посмотрел на портрет, откуда на него глядела миловидная дама с застывшими чертами на непроницаемом лице, и только меж слегка приоткрытых губ играла легкая улыбка.
– Портрет довольно правдоподобный, хотя и странный.
– В чем же его странность?
– Не знаю. Может, в улыбке на губах, из-за которой выражение ее лица кажется каким-то непонятным и загадочным. В ней нет ничего, и в то же время есть все.
– Вот именно, – подтвердил Диомед. Вы не знаете, кто она, какая она: добрая или злая, счастливая или несчастная, великодушная или коварная, любит или ненавидит, все в ней есть. Вот про это и пишу в своих историях, наблюдать за этой игрой человеческих чувств – великое удовольствие.
– А по-моему, в жизни так не бывает, – возразил капитан. – Обычно, когда на человека посмотришь и немного пообщаешься с ним, сразу видно, что за птица перед тобой.
– Вы в этом уверены? – Диомед порылся в столе и достал оттуда старую потертую тетрадь.
– Вот здесь у меня записана действительно странная история, она произошла с одним моим знакомым проповедником, и этот рассказ я записал с его слов. Странная, потому что существует как бы вне времени и пространства, в ней одни и те же люди ведут себя по-разному в одной и той же ситуации, что в реальной жизни, согласитесь, немыслимо.
– Можно, я прочту ее? – спросил Геродот и уже через некоторое время углубился в чтение этой странной истории.
Странная история
(рассказ священника из тетради Диомеда)
Эта история произошла много лет назад. В то время царь лазов принял христианство и пригласил меня, чтобы я проповедовал новую веру среди его подданных. Эх, хорошее было время! Я тогда был еще молод, полон сил и, несмотря на то, что ходил в рясе, целыми днями пропадал на охоте. А какие там охотничьи угодья, в лесах полным -полно дичи. В общем, что я рассказывал; и три месяца не прошло после моего приезда в эту страну, как произошла эта странная история.
В то утро я закончил воскресную службу. Прихожане только что разошлись, когда в комнату ко мне вошел послушник и полушепотом сказал, что княгиня Миранда желает встретиться со мной и ждет возле алтаря. Я наспех переодел рясу и направился к ней, Княгиня ,стоявшая на коленях перед иконой Богоматери, при моем появлении встала и медленными шагами приблизилась ко мне. Лицо ее все было в красных пятнах, глаза распухали от слез. Несмотря на это, она и сейчас выглядела моложе своих лет. При моем приближении пробовала даже улыбнуться, но, как видно, не смогла себя сдержать. Неожиданно подбородок ее задрожал, и из уст вырвался громкий плач.
– Отец, что я наделала! Себя загубила и душу свою обрекла на вечные муки!
От такого неожиданного начала я смутился, осторожно взял княгиню за руку и сказал несколько утешительных слов. Было видно, что какое-то