© zrbvjd Он привел меня в психушку.
Вообще-то это, наверное, была какая-то хорошая клиника, может быть, частная, не исключено, что элитная. Во всяком случае так я решила, когда оглядела внутреннюю отделку тех помещений, по которым мы добрались до приемной главного врача. Теперь я сидела на мягком стуле, пока Константин договаривался о чем-то с хозяином кабинета, вертела головой, постукивала коленками друг о дружку и пыталась подслушать, о чем там они говорят за закрытой дверью. Обо мне, ясен пень. Просто интересно, что именно. Но разобрать не удавалось ни слова, только сплошное «Бу-бу-бу».
Потом дверь открылась, они оба вышли и подошли ко мне.
Константин, держа руки в карманах джинсов, хмуро смотрел на меня и молчал. Главный врач, нестарый еще, сухощавый лысеющий дядечка, приветливо мне улыбнулся:
— Ну, Евгения, поживете пока у нас, я вам обещаю, что здесь вам даже понравится. Вы ведь будете себя хорошо вести? Костя сказал, что вы милая и послушная девочка.
Я взглянула на Костю, сильно сомневаясь, что он говорил обо мне именно в таких выражениях, но кивнула доктору, чтобы он именно так обо мне и думал.
— Я буду тебя навещать, — мрачно пообещал Костя, чмокнул меня в лоб, кивнул доктору на прощанье и удалился, не вынимая рук из карманов своих штанов.
В клинике мне понравилось. Это было тихое и уютное местечко. Можно даже сказать, спокойное. Пациенты здесь буйствовали редко. А может, просто звукоизоляция была хорошая.
Я была милой и послушной девочкой. Приветливо здоровалась с персоналом, завела несколько знакомств с местными обитателями (некоторых из них язык не поворачивался назвать пациентами, выглядели они вполне адекватными, можно сказать, здоровыми людьми). Вот с соседкой по комнате мне не повезло. Это была молодая девица-шизофреничка. Большую часть времени она была тиха, задумчиво бормотала что-то себе под нос, в основном не обращая на меня внимания. Но иногда на нее находило, она начинала злобствовать, расхаживала по комнате, ругала правительство, главного врача, медперсонал больницы, один раз досталось даже мне.
Я наблюдала за ней безучастно, сидя на своей кровати, обхватив колени и положив голову на локти. Она встала передо мной и завела одну из своих бесконечных и бессмысленных речей, которые сводились к тому, что вокруг нее сплошные враги. Когда ее нападки стали касаться только меня, я никак не реагировала до тех пор, пока она не начала тыкать меня кулаком в плечо. Я не отреагировала на первый тычок и на второй, посильнее. Когда же она попала в больное место, в еще не заживший ожог, я встала и хладнокровно, можно даже сказать, спокойно, ни слова не говоря, смачно двинула ей под дых так, что она сначала согнулась пополам, а потом попятилась к своей кровати. После чего я уселась обратно в той же позе, а она забралась на свою койку и закрылась от меня подушкой. Больше она ко мне не лезла.
На следующий день в общей («игровой») комнате ко мне подошел главный врач и мягко пожурил за то, что я не сообщила об инциденте санитарам.
— Вы уж поймите, Евгения, о таких случаях надо нам сообщать, чтобы мы приняли меры, скорректировали Настеньке дозу лекарств. И очень вам рекомендую, если в следующий раз подобные вспышки повторятся, не вступать в рукопашную, а воспользоваться кнопочкой экстренного вызова. Договорились?
Я молча кивнула, он с довольным видом потрепал меня по плечу (тоже попал в злосчастный ожог!) и удалился. Я скрипнула зубами.
— А ты что, Настюхе Буйной заехала? — громким шепотом спросила меня баба Галя из соседней палаты, веселая выдумщица, которая, как говорили, подожгла свой дом и долго смотрела на огонь, что-то бормоча и кивая головой, пока соседи и пожарные суетились вокруг. Мы с бабой Галей частенько шушукались, так что было слышно на всю игровую, перемывая кости пациентам-старожилам и персоналу. Точнее, я слушала, а баба Галя своим громогласным шепотом рассказывала мне свежие сплетни.
