носовой платок, который менял раз в месяц.
Невольно взгляд Зитара скользнул по собственному синему английскому костюму. Золотые часы в жилетном кармане, по животу толстая цепь с брелоками, свежая модная сорочка и шелковый галстук, шляпа с твердыми полями и бамбуковая трость — все изящно, прилично, соответствует положению. В официальных случаях — капитанский мундир с нашивками или визитка: он мог явиться в любое место, встретиться с консулом или торговым агентом, а если потребуется, даже с губернатором чужеземного острова. Он везде может достойно представить свою страну. Ведь недаром он, Андрей Зитар, — владелец «Дзинтарса» и еще двух судов. У него были друзья в Кардиффе и в Порт-оф-Спейне. Склонная к полноте фигура, воротничок сорок второго размера и русая бородка клинышком — все соответствовало его положению. Андрей Зитар во всем любил выдерживать стиль: сильный человек — и прочное судно, румяное лицо — и смелое сердце. Если сегодня вечером его и видели вместе с мелкими людишками, это простая вежливость: капитан Зитар не хочет, чтобы его считали гордецом. Но есть граница и всякой вежливости. Нельзя требовать, чтобы человек расточал ее безрассудно. В одиннадцать Зитар вынул часы и напомнил, что пора по домам.
— И куда тебе спешить? — прошепелявил Екабсон, захмелевший больше других. — Сейчас самый настоящий момент приходит.
— Момент моментом, — проворчал Зитар, — но я хочу завтра ехать домой.
— Ах ты, господи, и что за спешка! — смеялся Екабсон. — Еще успеешь. Нагостишься за целую-то зиму. И самому надоест, и им станешь в тягость. Будут думать: «Скорей бы этот черт уезжал!» Или считаешь, что они по тебе так уж сильно соскучились?
Шутка Екабсона не вызвала ни у кого смеха.
— Я, думаю, еще не надоел своим, — ответил Зитар. — Если годами находишься в плавании, особенно не надоешь. Не увижу, как и дети вырастут.
— Не воображай, что они много думают о тебе, — не унимался Екабсон. — Если мы ни в чем себе не отказываем, почему ради нас кто-то станет отказывать себе? Жены капитанов не отстают от мужей.
— Твоя тоже так поступает? — пробовал отшутиться Зитар.
— А твоя, думаешь, нет? Женщина — что спелая слива, станет она по тебе сохнуть! Смотри, в самый раз угодишь на крестины.
— В крестные отцы придется идти, — Берзинь затрясся от смеха, гордясь собственным остроумием.
Зитар из приличия тоже посмеялся.
— Почему бы нет. Можно и так.
Но на душе стало сумрачно. Грубоватый юмор друзей осквернил недавние мечты о встрече, словно облили грязью дорогое и милое сердцу, что он хранил чистым и нетронутым. Подумать такое об Альвине? Нет, они просто подразнили его, надо отшучиваться и смеяться вместе с ними.
— Да, такова участь моряка, — вздохнул с комической грустью Екабсон. — И такова участь женщин. Каким ты родился, таким тебе и век жить. Старинная пословица гласит: яблочко от яблони недалеко падает. Если мать может проводить время с лесником, почему бы дочери не подружиться с сыном лесника? Ха-ха-ха!
Зитар нахмурился. Шутки заходили слишком далеко. Будь они только вдвоем, а ведь здесь еще Берзинь и Аргалис — болтуны и пустомели. И он угрюмо остановил Екабсона:
— Оставим! Это меня не интересует.
Зитар подозвал официанта, расплатился и протянул друзьям руку.
— Вы еще остаетесь? Ну, дело ваше, а я ухожу.
— Куда ты? Пойдем ко мне, переночуешь, — предложил Аргалис.
— Нет. У меня в городе родные. Утром заеду за вещами.
Взяв трость, Зитар вышел на улицу. Темная, беззвездная ночь, небо покрыто тучами. У газового фонаря дремал на облучке извозчик.
— В гостиницу «Метрополь»! — крикнул Зитар, опускаясь на мягкое сиденье. «Брехун, болтун… — с досадой думал он, вспоминая Екабсона. — Альвина и сын лесника… Нет, это просто смешно».
И все же Зитар не смеялся. Его все больше охватывала досада, им овладела тревога попавшего в беду человека. Альвине тридцать семь… Сын лесника еще совсем молокосос. «Дзинтарс» находился в плавании два с половиной года. А если допустить, что там действительно что-то произошло? Барабаня пальцами в крылья фаэтона, Зитар нервно затягивался дымом сигары. Его охватила злоба. В то время как он в дальних морях, эта женщина… Он скитается по свету, борется с непогодой, добывает деньги, чтобы обеспечить семью, а в это время… Каждый раз, когда он доходил до этого, мысль его обрывалась, он боялся отчетливо представить себе главную причину своей досады и, наперекор желанию, мысленно переносился в далекие заграничные порты. Маленькая Долли в Кардиффе, жгучая испанка в Барселоне, метиска с волосами орехового цвета в Порто-Рико — много разных прекрасных созданий живет во всех частях света. Они улыбаются, они танцуют, они кидаются ему на шею, целуют его — и он, сам не замечая того, улыбнулся образам, вызванным памятью. А здесь какой-то сын лесника. Следовало рассердиться, почувствовать себя оскорбленным и по-мужски возненавидеть, но Зитару это казалось совсем ненужным.
Ему хотелось верить, что это была шутка, но такова уж природа человека: подозрение и неверие быстро овладевают им.
Капитану Зитару в эту ночь не удалось уснуть. Утром он нашел на постоялом дворе попутную подводу и договорился с ее хозяином. После полудня они отправились в путь.
3
Зитар немного знал Галдыня. Луга его граничили с лугами Зитара, и, помнится, несколько лет назад у них чуть ли не произошел спор из-за межи. Это часто бывает даже между самыми лучшими соседями, но, если люди не сварливы, они скоро забывают о распре и живут в ладу.
Резвая лошадка Галдыня, выехав на шоссе, пустилась рысью.
— К вечеру доберемся домой? — поинтересовался Зитар, когда они свернули на дорогу к взморью.
— Как не добраться, барин, засветло доедем, — Галдынь хлестнул лошадь кнутом. — У меня лошадь горячая, подгони немножко — вихрем помчится.
Возчику, видимо, льстило, что у него такой важный седок, и он время от времени пытался втянуть его в разговор. За капитаном на побережье установилась репутация веселого, беззаботного человека, но сегодня он выглядел хмурым и, хотя из вежливости поддерживал разговор и даже изредка задавал какие-то вопросы, но больше молчал. Казалось, он спешит. Не иначе, у него какое-то важное дело.
Когда у дороги показалось серовато-красное здание корчмы, перед которым стояло несколько подвод, Галдынь попридержал лошадь. Неужели Зитар не заедет выпить чаю или глотнуть чего-нибудь погорячее? И возчику, глядишь, перепала бы малая толика.
— Вы, наверно, в Риге пообедали? — спросил Галдынь, выразительно поглядывая на двери корчмы, у которых стояли два возчика с кренделями в руках.
— Да, я плотно пообедал, — рассеянно отозвался Зитар. Затем, словно очнувшись и поняв намек Галдыня, предложил остановиться. Вынув кошелек, он достал серебряный рубль и протянул
