Следующее появление нашего героя на страницах летописей связано с конфликтом далеко не бескровным. Зимою 1168/69 гг. мы видим 14-летнего Всеволода в числе соратников Андрея Боголюбского, идущих под началом его сына Мстислава на Киев[14]. В роду покойного Юрия Долгорукого, чей первенец Ростислав скончался в 1151 г., главенство Андрея Юрьевича неоспоримо: младшие братья, сыновья и племянники подчиняются ему безоговорочно. После взятия города 8 марта 1169 г. на «золотой киевский стол» по воле Андрея садится его полнородный брат Глеб, а Всеволод остается при Глебе, у которого уже подвизается в роли служилого князя Михалко. Позже, в начале 1173 г., Всеволод и сам побудет у власти в Киеве. Правда, недолго: пять недель.
Забота Глеба Юрьевича о высланных из Суздальской земли братьях может навести на мысль о родстве его с ними более близком, чем единокровное. Действительно, в некоторых генеалогических справочниках и работах историков Глеб называется сыном Юрия Долгорукого от второго брака, то есть признаётся полнородным братом не Андрея, но изгнанных им младших Юрьевичей. Генеалог и геральдист Е. В. Пчелов убедительно показал, что Глеб родился от первого брака Юрия; сыновьями от второй жены были (в порядке старшинства) Мстислав, Василько, Михалко, Всеволод[15].
Куда же подевалась к 1169 г. вражда Андрея Боголюбского к потомству мачехи и сыновьям Ростислава? Да и была ли вражда? Какова реальная подоплека высылки его единокровных братьев и племянников? Где они жили и чем занимались в изгнании? И почему в одном «проскрипционном списке» с родственниками Андрея, с ближними боярами покойного его отца оказался ростово-суздальский владыка? Начнем с последнего вопроса.
Киевский назначенец Леон, выходец из Византии, был удален из Суздаля уже вторично. Ранее, в 1159 г., за чрезмерное усердие в сборе податей с церквей его «выгнаша Ростовци и Суждальци», то есть на общем собрании постановили сместить с епископской кафедры и выдворить за пределы Залесской земли представители двух старейших ее городов. Изгнанный по решению веча, Леон, видимо, сумел возвратиться. Историк и археолог Н. Н. Воронин высказал мнение, что не устроивший горожан епископ мог найти приют и поддержку при дворе вдовы Юрия Долгорукого, которая к тому времени вернулась из Киева в Суздаль с малолетними сыновьями и сохранившими верность их дому соратниками покойного мужа: «Вероятно, вокруг княгини группировались недовольные политическим курсом Андрея старые бояре, члены княжеской думы – “передние мужи” Юрия. В Суздале образовалась крайне опасная для планов Андрея группировка, которую усиливал теперь опальный грек Леон. Как показывают дальнейшие события, эта антикняжеская группировка имела поддержку за рубежами Владимирской земли, почему была особенно опасна. Андрей и решил покончить с ней одним ударом»[16].
Какие планы Андрея Боголюбского имеются в виду? Прежде всего, его намерение учредить во Владимире, новой столице Залесской земли, отдельную от Киева митрополию во главе с угодным князю иерархом, русским родом. С такой просьбой Андрей Юрьевич обращался к Луке Хрисовергу, патриарху Константинопольскому. Летописи сохранили перевод грамоты, которую патриарх направил в ответ князю. В этом послании отказ учредить митрополию во Владимире мотивируется тем, что единая земля должна иметь одного архипастыря: «…отъяти таковый град от правды епископьи Ростовския и Суждальския и быти ему митрополиею не мощно есть то… понеже бо… не иноя страны есть ни области таковый град… но тое же самое земли и области есть. в нейже едина епископья была издавна, и един епископ во всей земли той»[17]. Неназванной причиной отказа явилось, очевидно, законное опасение Константинополя в том, что появление новой митрополии углубит разделение Руси, политически раздробленной, но духовно целостной, и усложнит контроль над церковной властью в ее землях, традиционно осуществляемый патриархатом через Киевского митрополита – как правило, византийского ставленника. В конце 1150-х гг., незадолго до того, как владимиро-суздальский князь Андрей выступил со своей опасной инициативой, духовным и светским властям в Киеве с большим трудом, при поддержке патриарха, удалось избежать церковного раскола, которым грозило противоборство двух архиереев: смещенного с митрополичьей кафедры Клима Смолятича (1147–1155), русского родом, и сменившего его Константина I (1156–1158/1159), византийца. Недаром после этих событий знаменательно усложнился официальный титул главы Русской Церкви: «митрополит Киевский и всея Руси»[18].
Поборники единства
Важно отметить, что наряду с Константинопольским патриархом к рассмотрению просьбы суздальского князя мог быть причастен и «греческий царь» – василевс Мануил I Комнин (годы правления 1143–1180). Исторически сложилось так, что исповедание Христовой веры первоначально утвердилось в пределах Римской империи, восточная часть которой на тысячелетие пережила западную, то теряя, то вновь обретая владения, но неизменно сохраняя целостность власти. «Как верховные правители Империи, в границах которой и существовала Вселенская Церковь, императоры в полной мере чувствовали свой долг перед Православием как православные владыки. Это привело к тому естественному состоянию дел, когда никакой формальной границы между церковной и общеполитической деятельностью как императоров, так и иерархов не существовало, византийским императорам, принадлежали административные прерогативы при определении границ епархий и патриархий, а также при поставлении патриархов и их отставке с кафедры»[19].
Во 2-й половине XI в. власть церковной иерархии в Византии усилилась, императоры Дуки уже не вмешивались в дела духовного управления. Возврат к прежнему порядку произошел с воцарением Алексея I Комнина (1081–1118). Рядом своих новелл василевс регламентировал права и обязанности церковнослужителей, их взаимоотношения с мирянами, их продвижение по службе. Новелла 1107 г. гласит: «Мое императорское могущество, пользуясь правом, разрешаемым святыми канонами, изволило постановить, что ни один епископ отныне не будет возводим в высший сан архиепископа или митрополита иначе, как по собственному всякий раз побуждению императора,»[20].
