медведь. Но пацанам не до того было. Боялись, что Сёмка нахлебается воды и утопнет, слезли под откос, выволокли его, пока из реки тянули — вымокли все, потом пока на берег взобрались, пока волокушу срубили, помёрзли все. К тому времени в лесу уж тихо стало. До дому бежали — Сёмка уже в беспамятстве был.
— А что собак-то с собой не взяли, исследователи? — поинтересовалась я.
Пацаны помялись, выдали:
— Боялись, что русалок спугнут…
Мы посмеялись и выпроводили ребят на двор.
— Ну что, хозяева и гости! — сегодня я вместо мужа сижу во главе стола, значит и говорить мне. — Пусть благословят нашу трапезу боги. Первый кубок — в благодарность им, за то, что беда обошла наши дома стороной! — дружно поднялись кубки с медовухой:
— Слава богам!
Стол и впрямь был праздничный, не грех бы и князя угощать, а то и императора. Ели чинно, чтобы не терять общей беседы.
— А что, в той реке правда кто русалок видел?
— Да сказки это!
Сказки не сказки, а мир наш нет-нет, да и ответит своей внутренней магией на человеческие ожидания… Ладно, с русалками потом разберёмся, а вот что за…
— Что это за медведь такой, зимой? — подумала я вслух.
— Да какой там медведь! — включился один из сидящих напротив меня мужиков, — Пестун-трёхлеток.
— Что, нашли его?
— Да как не найти, конечно, нашли. Мы же сразу, как пацаны приволоклись, побежали в лес — проверить: вдруг — шатун? Или больной какой?
— Хорошо, сразу пошли, — присоединился другой мужик. — Помер бы, как пить дать. Крови много потерял, а тут — мороз. Да и мелкие бы не выдюжили.
— Там ещё и мелкие были?
— Ну да, недели две, поди. Голые почти, слепые. Берлогу-то им разворотили, мать уйти не могла, грела их.
— Так. Вечер перестаёт быть томным.
Несколько человек дружно уверили меня, что с семейством медведей всё в порядке, и они сейчас накормлены и сидят в одном из тёплых сараев.
Андле положила ладонь мне на руку и — о чудо! — все заметили этот жест и замолкли.
— Я поговорила с ними. И с матерью, и с сыном. Кто-то вломился к ним в берлогу, уронил рядом дерево, хотя там был знак. Они испугались. Мать сперва не решилась оставить маленьких, было холодно. Пестун выскочил первым и увидел людей. Люди сильно закричали и стали направлять на него какие-то чёрные палки, потом был звук и очень больно. Он испугался и побежал, люди хотели гнаться за ним… Они стреляли в него, кельда. Это были не луки и не арбалеты, другое, — охотники, осматривавшие место, закивали. — Они выстрелили ещё, и тогда мать выскочила из берлоги. Её они испугались. Или перезаряжаться долго было. Мать говорит, они убежали. Она не могла гнаться, новорождённые замёрзли бы. Но она сказала — не было ни одного знакомого человека. А эта медведица приходит на день медведя уже восьмой год и знает всех людей в округе… Малыш-пестун был сильно напуган и не понимал, куда бежит. Он не виноват в несчастье.
— Ну, это козе понятно. Никто медвежонка обвинять не собирается, не переживай.
Метресса торжественно кивнула:
— Мать-медведица благодарна людям за спасение троих её детей, — после чего выложила на стол несколько металлических кусочков.
— Пули?
Андле только выразительно прикрыла глаза.
— Так, ребятушки, теперь вас хочу послушать.
Мужики переглянулись, слово взял тот, что первым сказал про медвежонка.
— По всему выходит, что люди не наши были, не беловоронские. Пришлые, с ничейного острова, где хитрецов поселили.
— Так-так, а лес, значит, пришли рубить на нашу землю. Интересно-интересно…
— Дак вот и мы то́ же думаем. Дурни, как есть. Ни порядков не знают, ни законов. Хоть бы спросили кого! Они там успели несколько сосен свалить, и утащили. След такой, что не отбрехаются, — мужики согласно загудели. — Так вот, подобрались вплотную к эльфийской поляне. А там же вокруг на тридцать метров знаки понавешаны — ни на что не посмотрели. Не попадись им берлога — и священную рощу проредили бы.
— Истинно, матушка кельда, — подал голос староста, — этот лес за нашей деревней числится, наши — даже если с других поселений — ко мне бы пришли, обговорили, как лучше сделать. Свои, кому на строительство нужно, тоже со мной советуются, где лучше лес взять. Уж никак не у священной рощи. Это ж всё равно как храм! В некоторые праздники и мы туда вместе с эльфами ходим. Да свои бы не стали и у берлоги рубить! Ихние же знаки издаля видать!
— Правильно, — подтвердила Андле, — медведица именно поэтому легла в спячку на краю священной рощи: она знала, что её никак не должны побеспокоить.
Я слегка отодвинула тарелку, перебрала помятые пули, устаканивая мысли…
ПЕРВЫЕ ВЫВОДЫ
Пульки выкладывались в рядок, словно маркеры в списке:
— Итак, ребятушки, подведём итоги. Первое. Некие чужие бестолковцы приходят на нашу землю, без разрешения рубят и вывозят лес, нарушают правила и обычаи. Так?
Дружный хор голосов высказал своё согласие.
— Второе. Резкие они, как понос. Что́ они думают — тут у нас дикий Запад, что ли? — реально, в этом месте меня начало злить, аж подбрасывать; ганфайтеры, мать их, хреновы! — Их действия привели к тому, что едва не погибло трое детей. Более того. Они знали, что оставили в лесу медведя-подранка и матёрую медведицу, которую подняли из спячки. Зимой. Раз порядков не знают — значит, не могли и знать, что мы поможем медведям. На основании знаний со Старой Земли они должны предполагать, что звери смертельно опасны — и эти люди никого не предупредили об опасности. Помчались спасать свои шкуры.
— Так, матушка кельда! Верно!
— И третье. Рубя без разбора, они приблизились уже к краю священной рощи. А вырубка на освящённом месте приравнивается к разорению храма.
— Точно! Истинно так!
— И оружие это мне не нравится, — я на минуту задумалась, потом встала. — Так, слушайте, люди, моё решение. Я, как голос барона Владимира и кельда этих земель, объявляю вам, что завтра с утра мы отправимся на остров хитрецов, пока они не натворили новых бед. Мы потребуем виру за лес, за детей и за медведей. Далее, мы потребуем исполнять принятые в наших землях законы и обычаи. А если они откажутся — мы принудим их силой, — люди за столом переглянулись. — Их там, говорят, за сотню было. Поэтому, дабы избежать резких движений в нашу сторону, завтра все мужчины деревни от шестнадцати лет должны быть готовы к семи утра верхами и с оружием. Маги в деревне есть?
Староста почесал в затылке:
— У Федьки дар недавно открылся. По металлу. Он, матушка, сильно кузнецом хотел быть, вот — у вас в замке как раз и учится, значитца. Числится кузнецовым помощником. Но он как маг пока не очень, хорошо получается только ржавчину наводить, — за столом засмеялись, — так что он всё больше сдерживается.
— Прекрасный навык. Думаю, завтра он как раз пригодится. Он тут сейчас?
— Да, родителей проведать приехал.
— Хорошо. Ещё?
— Дак, у нас всё больше небоевые, по животным болезням, да по сырам мастера…
— Ясно… Значит, вызовем магов из Огненного замка. Василиса так и так без каникул, с ученицами. Будет им практика. И гарнизон подтянем. В замке ворота опустят, и троих дежурных с бабами хватит… Далее. Обо всём произошедшем и обо всём планируемом я сейчас же, незамедлительно извещаю барона Владимира, императора, соседние баронства и наши ближние поселения. Хозяин, ручки и бумагу, пожалуйста, да побольше. И помощников мне. У меня от такой писанины руки отвалятся… Кабинет нам, что ли, определите, тут пусть люди ещё посидят. Всё, всех мужиков оповестить, выделить мне гонцов немедля, чтобы наши бойцы у меня к утру у ворот стояли, да прочие посёлки на стрёме были. Остальным — отдыхать, до пьяна не упиваться. Чтобы завтра мне достойно выглядели!
Следующие полчаса у меня ушли на составление писем.
От подростков-добровольцев, пожелавших выступить посланниками кельды, отбоя не было, так что к тому времени, как письма были написаны и запечатаны, у крыльца стояло целое войско верховых. Первые девятеро, как я понимаю, отстояли честь направиться по самым важным направлениям в неравном бою в снежки. Так они и все поехали, по трое в каждую сторону.
Да пусть, веселее будет. Ночь, тем более.
Ребята, поскакавшие в наш Огненный замок, везли с собой так же письма к Петру (это сын наш, трудящийся ныне на благо общества императором) и к Вове, барону нашему Белому Ворону. Эти письма должны были дождаться почтовой кареты
