оседлал, можно ехать.
— Давай Вербу ещё, у него, поди, лошадь устала.
— Сей момент! — голова исчезла.
— Петя, жди. Я быстро.
Хорошо, что мастерскую устроили прямо рядом со спальней. Проскакиваю в гардеробную. Натягиваю тинсулейтовый комбез. Эстетика средневековья — это, конечно, прикольно. Но иногда мы голосуем за практичность.
Бегу назад.
— Пошли.
Во дворе нас уже ждут две осёдланные лошади, четыре человека моего персонального сопровождения и Андле, все верхами. Откуда тут взялась Андле — ума не приложу. С утра ещё её в замке не было. Но раз она с нами — значит, так нужно.
— Привет, дорогая!
Андле улыбается своей странной полуулыбкой.
— Привет, кельда.
— Ну что, ребятушки, время дорого. Вперёд.
МУТНАЯ ИСТОРИЯ
Дорога до Горбушки была чистой. Видно, что снежный плуг ходил тут совсем недавно, а снегопадов больших в последние дни не было, так что добрались за полчаса.
По дороге услышали путаную историю про троих пацанов, которые зачем-то ушли чуть не к самой границе, один провалился под лёд, а двое вытаскивали, да долго мокрыми добирались до дому, причём Сёмку везли на волокуше, поскольку на коня он сесть не мог и, похоже, действительно повредил спину. В результате мы имеем троих сильно простывших детей, у одного из которых подозрение на перелом позвоночника.
Странным образом в рассказе присутствовал медвежонок-одногодок, раненый, но живой.
Мы с Андле накидали кучу вопросов, но история продолжала оставаться невнятной.
Ну, да ладно. Сперва пацаны, потом разборки.
На подъезде к деревне Петька, всё больше беспокоившийся, выдвинулся вперёд — как я и предполагала, к усадьбе сыровара.
Ворота стояли распахнутыми настежь, и из дому уже выскочили несколько женщин в наспех накинутых платках, а кто и так, в домашнем. Лица испуганные и заплаканные, но не воют — значит, пацаны живы.
Мы подъехали прямо к крыльцу. Из сугроба выскочил здоровый чёрно-белый алабай и, припадая на передние лапы и бешено вращая обрубком хвоста, начал виться вокруг Андле. Та присела на корточки, почесала кобеля между ушами и, заглянув ему в глаза, пошла к одному из сараев. И хотя на лице её блуждала всё та же полуулыбка, все встречные с поклонами отскакивали у неё с дороги.
Ну, значит — так надо.
А я в дом.
Быстро прошла несколько комнат, в разной степени наполненных встревоженным народом. Реверансы все потом. Так, мальчишеская спальня. Судя по кроватям, у Андрея Петровича было четыре сына. Только сейчас три из кроватей были сдвинуты, и на них лежали трое мальчишек — родной Сёмка и двое товарищей по несчастью. Руки у пацанов были выпростаны поверх одеяла, а сверху, поперёк них, лежала девочка. Руки у детей были сложены как у мушкетёров в старом советском фильме, где «один за всех и все за одного». Все четверо были в трансе. Лица у мальчишек горели нездоровым румянцем, Милаша, наоборот, была прозрачно-бледной, под глазами легли чёрные тени.
Сильна девка, со столь малым опытом удержать троих тяжёлых! Вырастет таким целителем, что все соседние земли обзавидуются. Сегодняшний случай мы тоже используем, ведь самая лучшая учёба — это практика.
У постели сидел Андрей Петрович, бессильно тиская края рабочего фартука. Услышав меня, он подскочил со смесью горя и надежды в лице.
— Госпожа кельда!
— Тише-тише…
Хозяин судорожно закивал головой и зашептал:
— Госпожа кельда, есть надежда?
— Конечно! Всё будет хорошо. Больше тебе скажу, всё уже хорошо — я же здесь! Вы молодцы, успели вовремя. Девочка действительно не выдержала бы больше двух часов. А зная её характер, думаю, и не отступилась бы. Ушли бы все четверо, — Андрей Петрович вздрогнул. — Людей она не велела пускать?
— Она. Сказала мне сесть и караулить, чтобы воздух в комнате свежий был, и никто над ними не причитал…
— Это правильно. Ты вот что, Андрей Петрович, распорядись, чтобы ужин готовили. Ребята все голодные будут. Да и для них, считай, второй день рождения сегодня. И никого также не пускай, не цирк тут. А я к ним пойду. Может, час буду, может дольше — не беспокоить!
Я устроилась на краю кровати, опершись на спинку, — не хватало ещё завалиться, — и взяла Милашу за ручку. Всё-таки контакт сильно облегчает вхождение в чужой транс.
Она пыталась изо всех сил, но подпитывать силами земли сразу троих у неё выходило плохо, и держала она мальчишек, по сути дела, своей жизненной энергией.
— Милаша, зайка, ну нельзя же так! И их не спасёшь, и себя убьёшь.
Сердечко маленькой целительницы радостно забилось в ответ, но даже говорить она уже не могла.
Так, потихоньку вливаем силёнок каждому, выводим ситуацию из критической зоны. А теперь — практикум.
— Смотри, ласточка моя. Сперва учимся поддерживать собственные силы. Потому что целитель в обмороке никого не сможет спасти. А уж умерший — и подавно.
Не знаю, сколько времени мы потратили на это обучение. Но результат вышел неплохой. Отличный даже результат. Всем бы таких учеников! Несколько повторений — и от истощения не осталось и следа.
— Хорошо. Теперь смотрим на мальчиков. Я им немного помогла, но ситуация по-прежнему тяжёлая. Что мы имеем?
— Лихорадку?
—?..
— Ну… сильную лихорадку. Температура градусов тридцать девять-сорок. У этого, кажется, что-то в лёгких.
— Воспаление начинается.
— Этот… почки простудил, да? И горло, по-моему… А Сёма… он позвоночник повредил, да?
— Да, и мы с этим должны справиться. Вернее, ты. Это будут твои первые серьёзные пациенты. Давай начнём с Семёна. Ему сейчас хуже всего…
Ну что, правило «умножить предполагаемое время работы на два, а потом ещё на два» сработало безотказно. Провозились мы без малого четыре часа. Три четверти времени ушло, конечно, на Сёмку. После него застывшие почки показались легкотнёй, а больное горло — и подавно.
— Так, теперь сперва выходим мы, потом будим мальчишек.
За окнами было уже совсем темно. А в комнату доносился запах, нет — запахи праздничного застолья, печёного мяса, пирогов — и повеселевшие голоса большого количества людей.
Андрей Петрович, увидев наши открывшиеся глаза, подскочил на стуле:
— Ну что, матушка, что???
— Всё хорошо. Здоровы, спят пока.
В коридоре раздался шорох, а потом в соседней зале крик:
— Исцелила! — поддержанный радостным рёвом нескольких десятков голосов, от которого, как мне показалось, задрожали стёкла в окнах.
Я усмехнулась и остановила хозяина, готового бухнуться передо мной на колени:
— Вот ваш целитель, — я погладила по голове покрасневшую Милашу, — сегодня я была только наставником.
Андрей Петрович всё же сурово поджал губы, опустился на колени и поклонился в пол сперва мне, а затем и девочке, проговорив:
— Спасибо, госпожа кельда! Спасибо, госпожа целительница!
— Андрей Петрович, ты бы проводил нас умыться. А потом мальчишек будить будем.
Вечер внезапно развернулся в народное гулянье. Уже на дворе разожгли костры и установили из ко́зел и щитов столы для всех соседей, пришедших поздравить родителей со вторым рождением детей. Мою Миланку вконец засмущали благодарностями и любопытством, так что пришлось мне баронской волей повелеть всем детям идти с гор кататься, а с расспросами никому к целителю не приставать!
Народ пил, ел, пел и веселился почище чем в праздник середины зимы, а мы с Андле ушли в дом, чтобы разобраться в начале всей этой истории.
02. ГОРБУШКА
НА САМОМ ДЕЛЕ
Для нас в парадном зале накрыли большой стол, за который кроме меня с Андле расселись четверо моих телохранов (точнее, садились поесть по двое, по очереди, — порядок есть порядок, хоть и свои вокруг), староста деревни, отцы ребятишек и несколько мужиков, участвовавших в разборе истории.
Поначалу пригласили и мальчишек.
По рассказу выходило, что ушли они километров за семь от дома, на речку, в которой якобы видели русалок.
— А что? — раздухарился раскрасневшийся Сёмка. — Берег там высокий, полынья не замерзает даже в самые морозы. Ведьмаки рядом. Как раз русалье место!
Дальше пацаны устроились на самом взгорке над обрывом, чтобы потихоньку наблюдать за полыньёй (и даже видели в ней какие-то тени!), потому не обращали внимания на шум в лесу (вроде, кто-то дрова пилил) и вылетевший прямиком на них взъерошенный большой уже медвежонок оказался для всех троих полной неожиданностью. Все трое шарахнулись от него — товарищи Сёмкины в стороны, а сам он качнулся назад, да вместе с толстым пластом снега сорвался с обрыва аккурат в полынью, как следует приложившись спиной о торчащий из-под воды валун. Медвежонок убежал. В лесу слышно было, что кричали и ревел ещё
