метрах в пятидесяти обрывалась. Заинтригованный вконец, Димка протер очки, всмотрелся: нечто, принятое поначалу за мелкокрапчатую рябь ветра на снегу, переместилось вперед. И, словно проступающий в проявителе снимок, четко обозначилась на белом большая кошка, — высокий мех ее отливал светлой сталью, хвост, окольцованный черным, чуть двигался вправо-влево, был он необыкновенно длинный («метра два!» — показалось наблюдателю).
Единственное, что могло сойти за оружие в Димкиных руках, была снегомерная рейка, но ему и в голову не пришло отступиться. Напротив он ускорил шаги и мчался вперед в легком ознобе волнения, пока не понял, что по свежему снегу, без лыж, зверя не догнать — барс не шел, а словно скользил и струился над сверкающей гладью. Тогда Димка остановился и во всю силу легких заорал: «Ого-го!» Что произошло дальше, он никак не мог объяснить и что-то изображал согнутой рукой.
Видимо, барс, ошеломленный криком, свился в кольцо и шестиметровыми, невероятными прыжками начал уходить в нагромождения ледовых сбросов. Словом, через секунду ничего уже не было — и Димка побрел обратно.
Выслушав сумбурный этот рассказ, Артем резким толчком ладони выколотил пепел из погасшей трубки. Лицо его, усмешливо-спокойное, начало наливаться гневной красниной.
Коротко и сильно выразил он свое мнение о людях, окликающих барсов со снегомерной рейкой в руках. Димка щурился виновато:
— Ты понимаешь, он был какой-то пришибленный. Волочил брюхо по снегу, прикладывал уши. И вообще, слишком необычайно, я просто не сумел испугаться...
Горы — дом родной для снежного барса, бесшумной и стремительной кошки больших высот. И ничего странного не было бы в этой встрече, если бы не зима.
Прошлым летом, когда в солнечных проединах показались горбатые спины скал («Черное! Прочное!» — радовался Димка), на зимовке, как говорил склонный к гиперболам Искандер, «житья не стало от живности».
Ветром наносило окоченелых бабочек, комаров-долгоножек, застекленевших на морозе, — стоило солнцу прижарить, как они оживали и хлопотливо улетали куда-то по своим насекомым делишкам.
В проталинах на южной стороне выросли даже цветы. Варварски пестрые и на очень коротеньких стебельках, они напоминали рассыпанное драже «Цветной горошек». Димка, орудуя пинцетом, умудрялся составить «букет», высотой в три четверти спички.
На мусорных кучах черными колышками торчали вороны, озирались по-разбойничьи: чего бы урвать? Однажды внезапным снежным шквалом занесло воробья. Шефство над ним взял Олег. Воробей держался бодро и независимо, ел подчистую все, что давали. Через неделю его выпустили — чирикнув изумленно, маленькая птаха потонула в сияющей синеве.
По дороге на нижнюю зимовку — туда ходили за почтой — была поляна, именуемая «Зоосад». Тут, на тонкой снежной крупке, оставляли росчерки следов горностаи, реликтовый суслик, длинношерстый заяц — толай. На дальних скальных островках маячили горные козлы — теке. «Возможно, есть и барсы», — говорил осторожный Артем.
Но зима надвинулась, и все живое, не имевшее дюралевого домика специальной конструкции, поспешило устроиться по-своему. Птицы улетели. Сурки и суслики залегли в спячку. Стада горных козлов откочевали ниже, туда, где снег не лежал двухметровыми сугробами, где можно было добыть корм. Барсы, по логике вещей, должны были переместиться в том же направлении.
— Чего ради принесло бы его сюда? — раздражался Олег. Он не любил непонятных выкрутасов природы (Когда под ним рухнул снежный мостик, по которому только что с шиком протопал Искандер, Олег воспринял это как личную обиду).
— Да, странно. А впрочем... — бормотал Артем, перешвыривая книги в шкафу. Выхватил, развернул черно-сине-белый томик. — Вот! Альпинисты видели следы ирбиса на высоте свыше семи тысяч метров. Что его туда завело? Голод! Исчезли козлы, он искал более добычливых мест.
— Нет! — замотал головой Димка. — Мой — не охотился. Он сам уходил. Вот только — от кого? Или — от чего? Этого я не знаю...
Он сидел, подперев виски кулаками, и глаза у него были совсем ненормальные. Потусторонние какие-то глазищи...
Артем только вздохнул.
— А кто у нас дежурный наблюдатель? — невинно спросил Искандер и поставил одну бровь выше другой.
— Лицо неприкосновенное, — подхватил Олег.
— Ой братцы, — Димка оторвался от работы, вскинул голову, — мучаете вы меня своим остроумием двадцать четыре часа в сутки, а может, и больше. Ну, я дежурный. Вот допишу страницу и устремлюсь за вашими метеоданными. Хотя совершенно непонятно, зачем, если в эфир выйти мы все еще не можем...
— Все еще! — вознегодовал Олег. — Ты бы тут помотал! Ты бы тут попаял!
— Ему нельзя, — Искандер выгнул бровь смычком. — Он за барсом бегал. Смотался с ног и шибко уходился...
— Кстати, о барсе, — вспомнил Артем. — Возьми, Димур, на всякий случай ружье. Правда, везде написано, что барсы не нападают на человека. Но вдруг, как ты любишь говорить, именно этот литературы по данному вопросу не читал!
— А может, пойти с тобой? — Искандер уже привстал. Димка поморщился:
— Не делайте из меня младенца. И ружье ваше с лета не чищено. Оно опаснее барса.
Димка ушел.
Метеобудка близко, рукой подать. И ночь спокойна до того, что давит на уши непривычная тишина. И светло там, снаружи, светлей, чем в домике, при свечах. И Димка — не младенец.
Все-таки — не прерывая работы, не говоря лишних слов — ждали.
У Олега опять перегорела проволочка на спайке. Искандер разронял карандаши. Артем поднес к уху часы: «Не стоят ли?»
...И в потолочный люк мешком свалился Димка. Встал, шатаясь. Неживыми, словно у робота, пальцами рвал с головы заиндевелый малахай. Тыкал пальцем через плечо: там, там!
К нему кинулись. Три вскрика:
— Барс?
— Ты ранен?
— Что случилось?
Димка мотал головой: нет, нет! Он как будто онемел, только глаза кричали — расширенные, на посеревшем, как зола, лице. Движения его были замедленны и ломко угловаты.
Артем оттеснил других:
— Спокойно...
Помог Димке стянуть штормовку, оглядел мгновенно всего: цел! Олег, поругиваясь, шарил в аптечке: «Валерьянку хоть бы догадались взять...» Искандер — одна нога здесь, другая там — слетал на кухню, притащил фаянсовый бокал:
— Глотни-ка кофе, без сгущенки!
Ошарашенный заботой, Димка попробовал улыбнуться. Сказал осипшим голосом:
— Я — в ажуре, братцы. Дело вот в чем: на Кумуш-Тау горели снега.
Под его взглядом, восторженно-диким, один за другим — опускали глаза.
— М-да, бывает, — выдавил Олег. Закашлялся.
— Очень даже часто! — невпопад горячо согласился Искандер.
— Ты завтра нам все расскажешь, Димур, — мягко посоветовал Артем. — А сейчас поздно. Все
