при виде нас, с восторгом посмотрела на меня и, поклонившись, так что грудки в вырезе стали заметней, улыбнулась.
А что, всё как у людей! Я бы тут задержался всерьёз и надолго!
Мы подошли к двухстворчатым дубовым дверям. По обе стороны от них стояли стражники. И тоже с благоговением косились на мой сраный меч.
— Ну вот и пришли мы. Удачи, Эрик! Ты был мне не только добрым хозяином, но и прекрасным другом, — печально сказал рыжий, таким тоном как будто заранее отпел и упокоил с миром.
— А в нос не хочешь, шутник сраный, — буркнул я.
Но лицо у рыжего оставалось серьёзным и мрачным. На миг даже показалось, что чудак пустит слезу.
Я понял, что рыжий вообще нифига не шутил, и за дверью меня ждёт смерть.
Едва я переступил порог, дубовая дверь с грохотом гильотины захлопнулась за моей спиной.
Мрачный полумрак длинной залы не способствовал поднятию моего боевого духа.
На другом конце на троне восседал бородатый мужик. Чутье сразу подсказало мне, что это мой отец.
Рядом с моим отцом стоял тот самый светлый, из леса, и еще два очень похожих на него персонажа только старше раза в два.
По бокам от трона располагались лавки. С одного бока сидели четверо приспешников светлого.
Козлобородый украдкой провел по своей толстой шее рукой, мол, хана тебе, парень!
В ответ я незаметно показал ему фак.
По другую сторону от трона сидели три монаха.
— Что же, сын, ты не поклонишься своему отцу? — прогремел бородатый мужик на троне. — Неужто гордыня от обладания таким мечом, обратила твою спину в камень?
Язык чесался нагрубить, но этот человек на подсознательном уровне внушал мне уважение и страх.
Я не стал дожидаться повторного приглашения и, сбросив меч с плеч, поклонился этому властному мужику, который ныне приходился мне отцом.
Однако по тому, какую отец скривил гримасу понял, что, видимо, перестарался и мой слишком низкий поклон выглядел скорее как издёвка, чем знак уважения. К счастью для меня, отец больше не стал заострять на этом внимания.
— У нас гости из уважаемого мной рода Крайкосов! И против тебя, как я теперь вижу не беспочвенно, — он многозначительно и строго посмотрел на меч, — выдвигаются серьёзные обвинения в воровстве.
— Это враньё! — мой мальчишеский голос предательски сорвался на фальцет, и я стыдливо заткнул варежку.
— Итак, — хлопнул в ладоши мой беспощадный отец. — Да будет суд.
Вперед выступил один из монахов и светлый.
— Я герцог Томаш Крайкос с большим горем в сердце обвиняю его светлость герцога Эрика Герберта в воровстве родового меча! — заговорил печально светлый, будто и вправду происходящие со мной беды доставляли ему грусть. — Доказать мои слова могут четыре свидетеля!
В центр залы вышли свидетели. И Козлобородый стал рассказывать сказочку, мол гуляли мы в лесу, и наш сэр Томаш проявил себя храбрецом, ему пришёл на помощь меч, но в пылу спасения тонущей девы меч выпал у него из рук, чем я, по его словам, негодяй Эрик, и воспользовался.
— Герцог Эрик Герберт, вы признаетесь в содеянном злодеянии? — холодно спросил монах.
— Нет!
Лицо моего отца не выражало ничего. А мне было обидно, надо было такого наплести даже если я чего-то там и не помню, быть такого точно не могло!
— Так как на вашей стороне нет свидетелей, предлагаю суд Триликого! — торжественно провозгласил монах. — Пусть он рассудит ваш с Герцогом Томашем спор и определит подлинную верность меча. И степень вашей виновности или невиновности в краже.
В зале повисла пауза. На миг мне показалось, что маска отца дрогнула и наружу вырвалась горечь.
— И в чем суть? — не выдержал я идиотской торжественной паузы.
— Суть очень проста, — продолжал монах. — Я благословлю одного из свидетелей герцога Томаша именем Триликого. Вы вдвоем возьметесь за рукоять меча. И меч укажет свою преданность. Если Эрик украл меч, то Белый Брат покарает его и спалит его плоть золотым огнем, если Эрик не воровал меча, то Черный Брат сожжет свидетеля Томаша красным огнем.
— А почему свидетель, а не сам Томаш? — нагло спросил я.
Монах ничего не ответил. Но так посмотрел на меня, что мне по-настоящему стало хреново.
Выходило, что моя жизнь будет зависеть от мнения на мой счет какой-то железяки? Ещё и в случае нелицеприятного мнения обо мне, меня сожжёт заживо какой-то мать их брат. А вот заваривший всё это и оболгавший меня Томаш останется не при делах при любом раскладе!
— А если я откажусь? — спросил я, на всякий случай. Все-таки своя шкура дорога.
На лице Томаша расплылась самодовольная улыбка.
— Тогда вас ждёт смерть всякого вора — колесование, — равнодушно пожал плечами монах.
Вот эта поворот! Выбор, как говорится, голосуй или на кол. Пожалуй, я хочу уже свалить отсюда куда подальше. Лучше домой на диванчик, да перед телевизором, да с рыбкой, да с пивком… А лучше шашлычка бы, да с лучком. У меня выделилась слюна и на весь зал мое голодное брюхо издало недовольное урчание.
— Ну, ок, давайте свой суд! — буркнул я. Выбор-то какой?
Глава 2
— Кто готов засвидетельствовать слова его светлости герцога Томаша? — пафосно прогрохотал монах.
Удивительно, что из его тщедушного стариковского тела мог выходить звук, который продирал до костей. Или мне так с перепугу почудилось?
Естественно, вызвался козлобородый детина. С самодовольной ухмылкой он вышел в центр зала.
— Я, сэр Урик, готов подтвердить право моего господина, его светлости герцога Томаша, на меч!
— Да будет так! — торжественно кивнул монах.
Я тоскливо подумал, что финал моей недолгой жизни выходит паршивый. Хоть бы накормили перед экзекуцией. Опять живот выдал ураган устрашающих звуков, и я в унисон ему громко икнул, злостно нарушая пафос ситуации.
Все присутствующие покосились на меня с немым негодованием. Лицо отца окончательно окаменело в маску презрения, как будто я виноват, что жрать хочу.
Томаш презрительно закатил глаза, мол, видите, какой из него избранный? Я так и хотел ему ответить, что получше некоторых. Лишь свидетели Томаша, не сдержавшись, хрюкнули.
Козлобородый встал напротив меня. И уставился рыбьими глазами как удав на кролика.
Но я кроликом-то быть не привык. Поэтому виду, что ссыкую не стал подавать, а так невзначай сделал козлу ручкой, мол, да пошёл ты.
Напротив нашей парочки выжидательно запрокинув руки встал монах. И… ничего не произошло.
— Чего ты медлишь? — едва слышно, сквозь зубы, прошипел мне козлобородый детина.
— Жизнь тебе продляю, — не растерялся я.
Проблема была в том, что я абсолютно не понимал, что
