Книга Лицо на замену - Катерина Тойнер

К сожалению, додуматься до этого я умудрилась лишь сейчас, ведь до этого все мысли крутились только о том, что нужно успеть дописать статью. Правда о том, как именно её опубликовать, я уже как-то не подумала.

От возникшей в голове мысли, я замерла посреди дорожки, ведущей в здание. В какую же клоаку я угодила по собственной глупости! Даже если мне удастся взять интервью, выбраться с территории поместья живой и не в кандалах, а после написать статью, то после её публикации журналистке под псевдонимом «Агнесия Гоул» придётся умереть. Если бы смогла попасть на приём и написать после него статью, я бы ещё могла выкрутиться. Но, если опубликуют статью сейчас, то будет ясно, что кто-то проник на территорию поместья и не только смог выбраться, но и взял интервью у певицы. В этом случае никакое заступничество мне не поможет – казнят.

Легонько стукнув себя по лбу ладонью, будто что-то забыла, я развернулась к выходу, и, как и собиралась изначально, хотела выйти. Но стоило мне развернуться, как я поняла, что именно казалось мне таким подозрительным – если на входе стражник был в серой форме, как и обычная стража герцога, то внутри поместья находились стражники в бело-черной форме личной гвардии императора. Да и защита, полыхнувшая над забором и воротами, явно не была здесь обычным явлением.

Несмело сделав шаг вперёд. Стражники, стоящие у ворот, как-то, словно невзначай, преградили дорогу. Напрашивающиеся выводы были неутешительны.

Статья – явная подстава. Причём, учитывая происходящее, от самого Корнера, так как начальник не мог не сделать точно такие же выводы, как и я, а значит, он целенаправленно отправил меня сюда на заклание. Вот и ответ, почему он отправил письмо в такую рань – знает, что утром я плохо соображаю и сразу же бросаюсь в работу даже не задумываясь.

Судя по позам стражников и серьезному выражению лиц, выпускать меня не собирались, так что отступить я не могла. Тихо выдохнув, я взяла себя в руки и повернулась к дому. Значит – выбора у меня нет.

Под напрягающими взглядами гвардейцев пришлось идти в дом. Зная, где находится вход для слуг, я направилась именно туда, но меня, словно невзначай, оттеснили оттуда несколько стражников, и пришлось идти в сторону парадного входа.

Замерев перед высокими дверьми на мгновенье, собираясь с силами, я краем глаза осмотрела территорию. Картина была неутешительна: только у входа я видела больше двадцати гвардейцев.

Я поднялась по ступенькам к дверям, открывшимся, как по волшебству, специально для меня. Переведя дух, я вошла, чувствуя, что за моей спиной будто рушится каменная гряда, закрывая путь назад.

Руки уже не тряслись. Если я уже в мышеловке, то нет смысла бояться и накручивать себя сильнее. Если выбраться сама не могу, то главное – дедушку с собой не утащить. А для того, чтобы этого не случилось ни в коем случае нельзя показывать даже под пытками свою реальную внешность и говорить кто я.

В очередной раз повезло, что артефакт невидим для любого, в ком не течёт кровь Валиат и действует даже после смерти, а значит, в руки опасную вещицу никто получить будет не в состоянии даже после моей смерти. Главное самой его не выдать.

Страх будущего меня не гнёл, его заглушало любопытство. Интересно было, кто именно решил поймать такую увертливую журналистку как я. Словить на элементарное «слабо» – было достойно восхищения. Просчитать: как и через кого я буду действовать, поманить сенсацией из норки, а затем хладнокровно стиснуть за шею.

Вариантов, если честно, было не так уж много, но вот догадки эти, хоть и льстили самолюбию, что такой человек заинтересовался всего лишь журналисткой, вместе с тем обрекали на незавидную участь, так как отрезали все пути к отступлению и возможности сбежать. От таких людей так просто ещё никто не уходил.

Словно собачку на привязи, меня вели в определённое место: посреди коридоров стояли, словно статуи, недвижно и безэмоционально, многочисленные гвардейцы, не давая свернуть не туда, а по кромкам дверей многозначительно пробегали голубые искры защитных заклинаний, которых в обычное время не было бы заметно никому, тем более мне. Так что дорога у меня была лишь одна.

Наслаждаться видом поместья было сложно. Перед глазами всё промелькнуло в одно мгновенье, пока я не дошла до обеденного зала. Двери были гостеприимно открыты Худшие предположения подтвердились, стоило лишь войти в зал.

В центре огромного зала, практически бьющего по глазам своей белизной, за столом вольготно расположился второй по важности, а также по жестокости, человек нашей Империи, правая рука самого императора – канцлер Реян Оттэри. Мужчина отсалютовал мне бокалом с красным вином, и кивком указал на единственный свободный стул, находящийся, к моей несказанной радости, не рядом с ним, а с другой стороны длинного обеденного стола. Но небольшое облегчение, вызванное тем, что страшный человек будет сидеть в нескольких метрах от меня, пропало, стоило лишь занять место. Пространство будто искривилось и сократилось за мгновение, и теперь между нами был всего какой-то метр. Стол, за которым могло поместиться два десятка человек, уменьшился, и мужчина мог бы при желании дотянуться до меня рукой.

Напряжение вновь начало перерастать в страх, мешая дышать полной грудью и давя, словно тисками, на голову. Скрывать дрожащие пальцы я и не старалась, пусть и пыталась успокоиться и собраться с духом, сминая край скатерти и не замечая, что после каждого стискивания ткани, стоящая на столе посуда, медленно, но неуклонно движется в мою сторону.

– Ну что ж. Приятно наконец-то увидеть вас лично, уважаемая Иванна Валиат.– Мужчина отставил бокал на край и, сложив руки в замок на столе, чуть поддался вперед. И так находясь на грани, от произнесённого собственного имени, я банально впала в истерику, внешне стараясь оставаться спокойной. Но видимо у этого мужчины и в самом деле был огромнейший опыт, раз он сделал выводы на основании единожды дрогнувшего уголка губ. Или же, скорее всего, в моих глазах всё-таки отразилась паника. – Что вы! Успокойтесь. Всё в порядке. Мы всего лишь поговорим с вами. Нет необходимости так волноваться.

Сдержав хмык, так и рвущийся от услышанного, я выразительно посмотрела на мужчину. Ну да, просто поговорим. Несколько десятков гвардейцев, охранные чары высшей категории и сам канцлер, почему-то не занятый государственными делами, а беседующий с журналисткой. Милый разговор будет, а главное продуктивный. Интересно, палачи уже тут, или меня всё-таки повезут в тюрьму и судят прилюдно?

– И о чём… – не выдержав, я всё-таки протянула руку к своему бокалу и отпила несколько глотков вина, чтобы успокоиться и унять дрожащий голос, – вы хотели со мной поговорить? Чтобы сам канцлер опустился до какой-то там журналистки дешёвой газетёнки, чтобы просто побеседовать? Благодаря каким таким заслугам я была удостоена такой чести?

– Не ёрничайте. – Поморщился мужчина. – Если так переживаете, могу попросить принести успокоительное. Не налегайте так сильно на вино, мне вы нужна в трезвом состоянии.

Вот в чём вопрос – нужно успокаиваться или всё-таки пугаться, что я нужна. Но, не смотря на чуть ли не приказ, вино я всё-таки допила, глядя прямо в штормовые глаза оппонента. После чего поставила пустой бокал на стол с такой силой, что ножка осталась у меня в руке, а донышко на столе. Уроков этикета мне особо никто не прививал, кроме дедушки, но так как его здесь не было, то и замечание мне делать было некому, а потому я, вместо того чтобы смутиться, отложила оставшуюся часть бокала подальше от себя.