как во сне, как в трансе,
В телефоне копаюсь порой.
Сорок пять рублей на балансе —
Набираю я номер свой.
Нет ответа, гудок короткий,
Раздосадованно молчу.
Осенило мозги находкой:
Я с собой говорить не хочу.
Ну и пусть, для себя, пожалуй,
Не нашлось бы сейчас и слов.
И уж коли вот так прижало,
Я той самой звонить готов…
Что однажды звала любимым,
Обещала, но не ждала,
Что лишь словом во мне разбила
Иллюзорные зеркала…
А на море тогда был ветер,
Рвался ввысь из последних сил.
Я потом для себя отметил,
Что в тот день никому не звонил.
«В полосатой больничной пижаме…»
В полосатой больничной пижаме
Я пятнадцатый день здесь торчу.
Я хотел в ней понравиться маме,
А понравился только врачу.
Вроде сердце в порядке и зубы,
Только печень легонько шалит.
Но не верят мои душегубы,
Говорят, что душа мне болит.
И, прибегнув в отчаяньи к силе,
Я пытался на волю успеть.
Укололи меня, уложили,
Попросили ещё потерпеть.
Санитар с подозрительно узким,
Усмехающимся зрачком,
На меня мерял модные блузки,
С очень длинным (до пят) рукавом.
Но вот ночью уйдут печали
И по тучкам пустившись вскачь,
Будет месяц зубами скалить,
Как мой добрый лечащий врач.
«Годы в мусорном ведре…»
Годы в мусорном ведре,
Годы мёрзнут на помойках.
Как в бессмысленной игре:
Что ни пьянка, то попойка.
Много крови, много песен
Много пел и танцевал.
Поцелуи, будто плесень.
Что ни яма, то провал.
Ледяные пальцы ветра
Лезут в тёплую кровать.
На последних километрах
Что не вырвано, сломать.
Наплевать на всё на свете
И, тараща в мир глаза,
Я, как буква на газете,:
Что не сказано, сказал.
«Я победил в тараканьих бегах…»
Я победил в тараканьих бегах,
Но эти награды меня не излечат,
У победителей есть только страх
Того, что на финише их покалечат.
А слава приходит только потом,
Но есть ли от славы толк,
Если осыплют лавровым листом
И подадут на стол?
«В этот вечер слишком жарко…»
В этот вечер слишком жарко,
Чтобы снова быть поэтом.
По пустым аллеям парка
Я гуляю до рассвета.
В этот вечер слишком жарко,
Солнца шар багрово-бурый.
Я бы даже стал Петраркой,
Лишь бы ты была Лаурой.
«Скоро всех лояльных судей…»
Неистовому Че
Скоро всех лояльных судей
В тюрьмах голодом уморят.
Кладбище разбитых судеб
Станет городом у моря.
Валуны на водной кромке
Слижет пенною волною
И огонь трескучий, ломкий,
Станет лёгкою золою.
Может быть ещё нескоро
Солнышко светить устанет,
Но свершатся приговоры
Человеческих созданий.
Стать бы вот царём Мидасом —
В золото портачить медь
И, моргая левым глазом,
На верёвочке висеть.
Ракушки
Паспорт как самоцель,
Стакан вчерашней воды.
В автобусе пахнет духами
И мытыми волосами,
И свежими огурцами,
Как пахнет везде, где находишься ты.
Сегодня ночью я шёл Домой
И рядом со мной шёл Ангел.
Его лицо освещалось белым
И саван, будто посыпан мелом.
Он подошёл и спросил несмело,
Не будет ли у меня закурить.
Ветер в твоей голове,
Месяц в твоей постели.
Свобода прилипла как мокрое платье,
Мне душно ломиться в чужие объятья.
Я тих, словно пульс на твоем запястье,
И болен словно рана на теле
Земли.
Притихший лес замёрз,
Он стоит твоих слёз.
И иней покрыл твои бледные губы,
Рызрыв-траву не находят трупы
Любить прекрасное было грубо.
И сколько так можно жить?
Я и мой друг Бродский
Телефонная трель звенит тревожно,
Ломает тело, подняться сложно,
Но это долго терпеть невозможно,
А тут и мигрень раскаленной занозой.
Голос в трубке холодный, железный.
«За вами придут! – предлагает лестно, —
Сопротивление бесполезно!»
О, боже мой, не звоните так поздно.
Трубка на рычаге повисла,
Сон улетучился, лезут мысли,
Вдруг окатило холодным смыслом:
Снова открыли охоту на автора.
Что приготовить? Ложку? Кружку?
И положить сухарей на сушку?
Опять придавил головой подушку…
Да, наплевать, подождут до завтра!
Утро вторгается незаконно,
Солнце промасленным лбом толоконным
Лезет в решётки рамы оконной
Только мне встать не хватает сил.
Сбросил тревожный сон – свобода,
Жизнь хороша, за окном погода,
Телефон молчит, отключён полгода,
Значит ночью никто не звонил.
Где-то за стенкой звенит будильник,
От света в углу прусаки смутились,
Выстрел взглядом в пустой холодильник —
Что ж, с едой можно повременить.
Нужно быть молодым и сильным,
Но от стихов, что внутри носились,
Веет холодом замогильным,
А надо как-то, на что-то жить.
Верить ли, презирать ли веру —
Эта проблема не номер первый,
И что там творится за атмосферой,
В общем, не каждому нужно знать.
Пару таблеток три раза в сутки,
Пиво, газеты, тупые шутки,
Да как посытнее набить желудки
И как бы подольше просуществовать.
Эти вопросы неотклонимы,
Тут не до лирики с пантомимой,
Как ни крути, а все цели – мимо.
И не хватает высоких слов.
Я не поэт, пусть другие «поэтят»,
Всё равно найдут,
