повышает голос. — Вечером родителей в школу.
— Ну что вы, Олечка Петровна? — сладко тянет девушка. — Мой отец…
Девушка осекается. Опускает глаза в пол. Прикусывает нижнюю губу.
Я перестаю дышать, когда замечаю, что позади меня кто-то стоит. По огромной тени, падающей на асфальт, сразу же понимаю, кто приблизился ко мне. А ещё по запаху, который в вязком воздухе стал насыщенным и ярким. Забивающимся в нос и под завязку наполняющим лёгкие.
— В чём проблема? — с ленцой спрашивает Артур.
Он бесцеремонно приближается ближе. Мою спину и его грудную клетку разделяет всего пара ничтожных сантиметров. Которые никак не спасают от жара кожи парня. Я вытягиваюсь в струнку, в кулачках сжимаю подол своего платья, нещадно комкая его. Я так сильно боюсь, что он вновь меня коснётся.
— Всё в порядке, — обольстительно улыбается девушка. — Так, Оленька решила меня повоспитывать.
— Артур, скажи, пожалуйста, чтобы все заняли свои места, — Ольга Петровна поворачивается к Артуру, стоящему за моей спиной, и смотрит со страхом и мольбой.
Повисает тишина. Я с ужасом смотрю в лицо Маши, которое исказилось от ненависти. Девушка дёргается вперёд, собирается что-то сказать, но Игорь сжимает её плечи.
— Пойдём, — стальным голосом, от которого у меня по спине проходит мороз, говорит Артур.
Маша поджимает губы, фыркает, разворачивается и идёт на другой конец школьного двора. Игорь, сощурив лисьи глаза, окидывает взглядом меня с ног до головы, а потом смещает его мне за спину, на Артура, который приблизился ко мне ещё ближе. Жиглов ухмыляется, хмыкает и нагоняет Машу. А я больше ничего не вижу, потому что плечо опаляет горячее дыхание Артура, шевелит волоски на виске.
— Спасибо, — Ольга Петровна прижимает руки к груди. — И ты занимай своё место, Артур.
— Я здесь останусь, — хриплый голос стрелой врывается в мозг.
— Но…
— Я сказал, — роняет тяжело.
Ольга Петровна переступает с ноги на ногу и торопливо уходит. Я провожаю её взглядом, а потом склоняю низко голову. Волосы падают, скрывая лицо от посторонних взглядов. Я смотрю исключительно на землю. На асфальт, куда падает огромная тень, нависшая надо мной.
Вот он вскидывает руку. Я вжимаю голову в плечи. Рука замирает, сжимается в кулак, а потом опускается. Со стоном облегчения выдыхаю.
Тень медленно отдаляется, а потом и вовсе стремительным шагом уходит. Артур ушёл, а я в полном оцепенении осталась стоять посередине школьного двора.
В глазах собираются слёзы, а в груди колотится сердце. Я вскидываю руку и кладу на грудную клетку. Дышу прерывисто, пытаясь успокоиться, усмирить свой животный страх перед Артуром.
И когда я окидываю взглядом двор, ловлю полный ненависти взгляд Маши. Обещающий мне много проблем. Обещающий превратить мою жизнь в настоящий Ад в этой школе.
Торопливым шагом иду в противоположную сторону, чувствуя прожигающий спину взгляд.
Репетиция во дворе школы проходит напряжённо. Хоть я и стараюсь не смотреть в сторону Маши, но всё равно ловлю её испепеляющий взгляд, от которого мечтаю скрыться. Спрятаться, куда подальше.
— Ой, какие у тебя кл-а-а-асивые глаза, — малышка, которая меняется местами с мальчиком, сжимает маленькими пальчиками мои ладошки.
Я смущённо улыбаюсь и опускаю взгляд на любопытное кукольное личико, выныривая из своих невесёлых мыслей.
— Спасибо, — мой голос дрогнул.
— А как тебя зовут? — приставая на носочках, любопытствует девочка.
— Ульяна. А тебя? — улыбка прилипает к лицу.
— Маша, — девчушка улыбается, демонстрируя отсутствие переднего зуба. — Я хочу с тобой отпускать шарик в небо и загадывать самое заветное желание.
— Хорошо, — я тихо смеюсь.
Хлопаю в ладоши и шагаю влево, чтобы обхватить руками ладошки другого ребёнка. Маленький ангелок заставил меня расслабиться и перестать бояться. Я столько лет уже терплю издевательства. Остался последний год. И больше терпеть не придётся.
Я даже не замечаю, как заканчивается репетиция во дворе с детишками. Детей забирают родители, а одиннадцатый класс направляется в актовый зал. Я намеренно задерживаюсь во дворе школы, чтобы зайти последней и забиться в дальний угол. Только бы не привлекать лишнего внимания.
Но мои надежды гаснуть, как спички, стоит тонким пальчикам сжаться на моём предплечье. Я всхлипываю от боли, разворачиваюсь к Маше.
— Слушай, с*чка, ты решила, что если ты похудела, то можешь вилять жирной задницей перед моим парнем? — шипит мне на ухо.
— Маша, я не понимаю, что ты имеешь в виду, — я заикаюсь, смотря в идеальное лицо девушки.
— Не понимаешь? — выгибает бровь. — Серьёзно? Ты думаешь, я не вижу, как ты смотришь на него?
— Нет. Нет, Маша, — я хнычу, мотая отрицательно головой.
— Если я ещё хоть раз увижу тебя рядом с ним, — острые ноготки протыкают кожу над локтем, — прикончу.
Я шиплю, дёргаюсь. Пытаюсь выдернуть руку, но этим движением добиваюсь лишь того, что острые ногти оставляют глубокие царапины на коже.
— Фу, — Маша брезгливо морщится. — Пойду, помою руки, пока ничем не заразилась.
Я разворачиваюсь резко, желая уйти из школы. Совру, что мне стало плохо. Но стоит мне завернуть за угол, я налетаю на высокую фигуру. Носом врезаюсь в чёрную ткань, пахнущую никотином. И понимаю, что он стоял за углом и слышал разговор. Все угрозы.
Шарахаюсь назад. Глаз не поднимаю. Бормочу торопливо себе под нос:
— Извини, пожалуйста. Я не хотела. Я случайно.
И вновь, как час назад, пальцы обхватывают мой подбородок и поднимают голову вверх.
— Я… Я пойду… Мне нужно идти…
— Что ты там пищишь, мышонок? — низко хрипит парень.
— Пусти меня, пожалуйста, мне нужно… Мне нужно идти, — заикаясь, говорю я.
Пытаюсь попятиться, но на поясницу резко падает огромная ладонь. Пальцы ещё выше вскидывают мою голову за подбородок. Но я упрямо не поднимаю на него глаза. Смотрю в пол, надеясь, что Артур меня оставит в покое. Потеряет ко мне интерес и уйдёт.
Меня всю трясёт, по спине бегают ледяные мурашки. Я искренне не понимаю, чего от меня хочет Артур. Зачем прикасается, зачем вынуждает смотреть на него.
Пальцы парня сжимают мой подбородок. Мои ресницы дрожат, но взгляд я упрямо не поднимаю. Я снова дико боюсь увидеть ледяные дьявольские глаза, которые способны заморозить.
— Глаза. Подними. Уль-я-я-я-на, — перекатывает моё имя на языке.
— Артур. Я ведь ничего не делала, — лепечу, застыв и даже не дыша.
— Чёрт, —
