льстивые оковы,
Искушенья злого
Твердо сторонится, вечно ждать готова.
Напоследок молви: верьте, дорогая!
Как у перстня нету ни конца, ни края,
Так пускай пылает
В вас любовь навечно, тления не зная.
Так меня в оправу вы к себе примите,
Пламенное чувство в сердце сберегите,
Счастливо живите,
В стороне далекой верность сохраните.
(Д. Анисимова)
ЧЕТВЕРТОЕ[9]
на ту же мелодию
Близ Нее бледнеют все иные жены!
Полыхает в сердце Ею разожженный
Пламень мой влюбленный,
Прелести веселой пленник изумленный!
Ах, лишен свободы нынче ночь и день я —
Пребываю, узник Дивного Творенья,
В рабстве восхищенья! —
Для Нее ж — потеха все мои мученья!
Лестно Ей вниманье, верность без обмана.
Знает, что любима, видит, что желанна.
Вдруг краснеет странно, —
Но притом безумца мучит непрестанно!
А вот мне запретно каждое желанье.
Все мои поклоны — тщетное старанье.
Презирает втайне,
За восторг бросает душу на сгоранье!
Шутки неуместны — выжить нету мочи!
Кто ж меня оплачет? лишь мои же очи!
Есть ли страсть жесточе?
Что найду я в смерти, бездне вечной ночи?!
Ширится тревога — сердце бьется чаще.
Как оно устало жить в тоске томящей
Скорбен дух молчащий —
Жарко плачет сердце, словно клен горящий.
И навлек я беды на себя в избытке
Тем, что добровольно сам пошел на пытки!
Видишь, друг мой пылкий:
Не спастись от страсти — тщетны все попытки!
Был мой разум кручей, стал подобен праху.
Ах, меня свалила, словно буря птаху,
Красота с размаху.
За Нее и ныне я готов на плаху!
Ах, Она сумела вмиг зажечь поэта:
Прелесть — непостижна! Взоры — волны света!
Речь полна привета.
И влюблен я в нимфу именно за это!
Лишь бы беды барда были Ей во благо!
«Не презри Любови! — молвит бедолага, —
Страсть — пыланье флага!
В честь любимой в битвы мчит меня отвага».
И зачем коварно, в роли злого рока,
Гордыми речами гонит барда строго?
Это столь жестоко,
Что готов страдалец умереть до срока.
Не могу слезами жаркими согреться —
Жалобы не тронут ледяного сердца.
В нем закрыта дверца, —
Нет любови места, некуда мне деться!
Так попал я в рабство, словно сокол — в стужу!
Если заморозит, вывернет наружу,
Истерзает душу, —
Послужу любезной, цепи не разрушу!
Нет во мне лукавства. Маюсь с недотрогой.
Может быть, поверит нежной и глубокой
Песне одинокой,
Может быть, устанет быть ко мне жестокой...
Прогнала мя гневно, с яростью кинжальной...
Может, все же вспомнит о душе опальной,
О мольбе прощальной...
Может, не забудет о любви печальной!
А куда б ни шел я — прелесть неизменна! —
Разум мой несчастный не уйдет из плена.
Нега незабвенна...
Утешенье сердца, будь благословенна!
Не могу расстаться, милая, с Тобою!
Ты — душа поэта, ставшая судьбою!
Только смертной болью
Ты уйдешь из сердца, полного любовью!
Не забудь скитальца, словно сор презренный!
И смягчись, не вечен витязь вдохновенный!
Страсть мою помянешь, — как сойду со сцены,
Словно дар бесценный!
Акростих читая, имя барда зная,
Ведай, что распялась здесь душа больная,
Плача и стеная! —
Ты над ней не смейся, Бога вспоминая.
(В. Левинский)
ПЯТОЕ
На мелодию «Gianetta Padovana»[10]
Безмерно счастлив я: любимая моя
сегодня мне сказала «да»!
Покончено о тоской, я вновь обрел покой,
от прежней грусти — ни следа.
Восторг любви неистребим,
мы целовались без стыда,
Я вновь любим, я вновь любим,
теперь, надеюсь, навсегда!
За этот сладкий дар, за радостный пожар
Киприду я благодарю.
Когда сгустилась мгла, она мне помогла
увидеть юную зарю.
Правдивым сердцем я служил
ее святому алтарю,
И если в чем-то виноват,
раскаиваюсь и горю.
Весь долгий, скорбный век мечтает человек
узреть пресветлый лик Творца.
А я давно в раю — на милую мою
смотрел, смотрел бы без конца!
Любуюсь дерзко красотой
неповторимого лица,
Но стоит ей позвать меня,
как подменили храбреца!
Я, как последний раб, принижен был и слаб,
теперь я даже рабству рад.
Молюсь на госпожу и верой ей служу,
иных не требуя наград.
Я поцелуем милых уст
давно вознагражден стократ.
Мой разум пуст — о сладость уст! —
Амур отныне мой собрат.
Лавинию Эней не мог любить сильней —
так пылко к ней не рвался он!
За золотым руном на корабле своем
так жадно не спешил Ясон,
Как я спешу к моей любви,
подобно юноше, смешон.
Целуй, любимая, меня!
Сбывайся, самый сладкий сон!
Покончено с тоской: возлюбленной такой
на свете нет ни у кого.
Кто верить не устал, кто в жизни испытал
подобье счастья моего?
Преобразило дольний мир
любви небесной волшебство.
Любезный друг, я понял вдруг:
без чувства все вокруг мертво.
Я слез давно не лью — пою любовь мою,
как луч, ниспосланный Судьбой.
Какая благодать — любимой угождать!
От счастья умер бы любой:
Когда в ответ на мой порыв,
