— Бойкий парень? — Король кивнул на Раджи, который продолжал протестовать против неминуемого удаления из хорошего общества.
— Обычно он ведёт себя хорошо, — Саймон засунул Раджи в клетку, и стоило дать питомцу ярко раскрашенную птицу, которая была его любимой игрушкой, как Раджи успокоился и стал поглаживать резное создание с отеческой любовью.
Георг аккуратно приблизился и заглянул в клетку.
— Ты вырезал ему игрушку?
— Резьба помогает мне думать.
— Хочешь сказать, плести интриги и заговоры.
Саймон осторожно на него посмотрел:
— Умение, которым вы отлично владеете, раз я вызван обратно.
— Совершенно верно, — король смерил Саймона взглядом. — Ты хорошо выглядишь.
— Как и вы. — В действительности, Георг был похож на раздувшегося кита[2]. Следствием жизни во славу чревоугодия стали одутловатые черты лица и бледная кожа.
— Ты никогда не имел обыкновение льстить мне, высокомерный негодяй, так что не начинай теперь.
Саймон подавил смешок. Он имел обыкновение льстить королю с болезненной регулярностью — так он и продвинулся по карьерной лестнице. И никак иначе.
— Хорошо. Вы ужасно выглядите. Вы это хотели услышать?
Георг вздрогнул:
— Нет, но это правда, не так ли?
— Правда зависит от вашей точки зрения, — Саймон закрыл клетку Раджи, изумляясь, что король зашёл так далеко. — Как говорил мой адъютант: «Лучше быть слепым, чем смотреть на вещи только с одной точки зрения».
— Я не хочу слышать вздор, которого ты нахватался у того индуса-полукровки, — отрезал Георг. — Ты не набоб[3]с воодушевлением читающий лекции о своих странствиях и развлекающий гостей проделками своего питомца. Мы оба знаем, что твой удел значительней.
Пальцы Саймона замерли на затворе клетки Раджи, в целях осторожности он придал голосу спокойный тон:
— Вам виднее.
— Для игр нет времени. Я знаю, что вчера ты посетил парламент. Присматриваешься?
Саймон не отрицал этого. Ни факт открытия того, что всего лишь час, проведенный с его старыми друзьями, показал ему, как сильно изменились его взгляды на политику. Управление с отеческой терпимостью больше подходило для времен его деда, но Французская революция и поражение в Америке изменили ожидания людей.
К сожалению, старая гвардия ответила упрямством и введением драконовской политики, что вызвало дополнительные трудности. Им следовало бы прислушаться к недовольным голосам. А это означало переустройство палаты общин, чтобы она представляла не только богатых землевладельцев.
Не то чтобы Саймон намеревался сообщить его старым союзникам о своих новых идеях. Нет. На первых порах ему следовало продвигаться медленно, по чуть-чуть. Старая гвардия плохо отреагировала на намёк о реформах — он должен будет заверить их, что его мероприятия не предполагают смены правительства. Медленное, умеренное изменение было единственной вещью, которую они могли принять.
Повернувшись, Саймон заметил, что король смотрит на него с неопределенным выражением.
— Ты по-прежнему намерен преследовать свои амбиции до конца жизни, не так ли? — Его Величество внимательно изучал его лицо. — Все ожидают, что ты последуешь хорошему примеру Монтита.
В таком случае, все они могут катиться к чертям. Потому что, хотя у Саймона амбиции были по-прежнему велики, он не собирается добиваться своих целей, руководствуясь «хорошим примером» своего деда, проживая жизнь полную лицемерия и скрытого морального распада.
Или совсем отступить, поддержав короля с его сетью интриг. Его Величество был, в лучшем случае, непредсказуем, а в худшем — опасен.
— Я ещё не решил.
— Конечно, решил, — он бросил на Саймона лукавый взгляд. — Или, может, ты не отслужил полный срок в качестве генерал-губернатора. Возможно, ты вернулся в Англию только из-за того, что устал от жары и змей, и проблем с коренным населением. Но ты держался до конца, даже тогда, когда ничтожества говаривали: «У меня есть богатство и чин. Кому нужна эта политика?»
Саймон ощетинился:
— Я держался до конца, потому что дал клятву.
— И потому, что я сказал, что у тебя не будет будущего в политике, если ты этого не сделаешь.
Ясно было, что Его Величество предполагал получить определённый результат.
— Да, но я честно отслужил свой срок, и теперь вы должны оказать мне безоговорочную поддержку в моих притязаниях на пост премьер-министра. Как мы и договаривались.
Хитро улыбаясь, король обошёл вокруг Саймона.
— О, но это не совсем то, о чём мы договаривались, не так ли? Я говорил, что если ты поедешь в Индию, я не буду возражать твоего появления в политике снова, после возвращения. Не было никакого упоминания о поддержке.
Внезапная вспышка гнева обожгла все внутренности Саймона. Хотя он не был удивлён проявлением педантизма со стороны Его Чёртова Величества, но это препятствовало его планам в отношении Англии. И как бы не было ему это ненавистно, но долговременные изменения потребуют участия короля.
Но будь он проклят, если станет просить милостыню.
— Значит, я справлюсь сам. Спасибо, что пролили свет на данный вопрос, — он повернулся к двери. — А теперь, с вашего позволения…
— Подожди, чёрт тебя побери. Я только имел в виду, что если тебе нужна моя безоговорочная поддержка…
— Я должен буду сделать все, что вы скажете, — Саймон остановился у двери. — В последний раз, когда вы размахивали передо мной своей «безоговорочной поддержкой», я был выслан. — Благодаря одному безрассудному поцелую и пригоршне лживых обещаний. — Простите, если я потерял вкус к заискиванию перед вами.
— Не дерзи, Фоксмур. Черт, ты прекрасно знаешь: всё, что случилось с Луизой — это твоя вина. Я говорил тебе, не стоит заставлять её верить в то, что ты на ней женишься. Разве я не говорил, что следует найти иной способ, а ты меня не послушал?
Очевидно, они будут продолжать эту дискуссию, независимо от желаний Саймона. Закрыв дверь библиотеки, он оказался лицом к лицу с королём.
— Вы дали мне невыполнимое задание. Ухаживать за ней, не ухаживая. Уговорить её пойти со мной одну, чтобы вы с ней могли встретиться, но не говорить ей зачем, — он перевёл дыхание, пытаясь успокоиться. — Я не могу выполнять ваши замыслы, оставаясь в стороне.
— Я думал, ты поведешь себя как истинный джентльмен.
С Луизой, чей чувственный рот преследовал его в мечтах даже тогда?
— Даже у меня есть предел.
