В задней части галеры сидит надсмотрщик. Это грузный чернокожий человек; именно он раздает рабам положенную долю побоев, еды и воды. Сейчас он дремлет, откинувшись в деревянном кресле: он знает, что если хозяин на палубе, то на сегодня у него работы поменьше.
Скучно гному на проклятом корабле. Вот уже месяц как они со скоростью улитки ползут к Херсонесу, маленькому портовому городку, где гном рассчитывал поживиться за счет невежества местных жителей. Есть там у него один знакомец, он и обещал ему устроить все дельце. Помнится он ему еще по детству. С ранних лет подлец дурил и грабил. С годами он стал лишь осторожнее и хитрее. Не любили его на улице. Даже он со своими ребятами как-то в переулке накостылял его. Да… его ребята. Сколько связей до сих пор у него по всему королевству сохраняется благодаря его ребятам. Они уже выросли, многие даже из уличных хулиганов превратились в серьезных, деловых людей, но все так же при встрече он чувствовал их верность, их страх перед ним, их атаманом. Ах, молодость! Вернулись бы ему сейчас его энергия, сила! Сейчас бы со своим опытом, со связями он бы таких дел наворотил — сами старейшины бы позавидовали его богатству и славе! Такие мечты шевелились в сердце у гнома, хотя он в душе давно понял и смирился, что никогда ему не подняться на ту высоту, о которой он мечтал; поэтому с невероятной жестокостью и наглостью выжимал последние гроши у простолюдинов, без всяких воззрений совести обкрадывал клиентов, избивал рабов. Несбыточность некоторых желаний отразилась на его характере: раньше он отличался болтливостью- теперь стал молчалив, был энергичен, силен и ловок- стал ленноват, жирен. Все это вместе сделало из него злобного, раздражительного гнома.
Галеру качнуло, отчего робкий сон спрыгнул с негра, и тот, зевая, потянулся в своем кресле. Видя, что его работник проснулся, гном обратился к нему:
— Что, Роли, как ты думаешь, долго мы будем тащиться еще? — человек, протирая глаза ленивой черной рукой, отозвался:
— А-а-а… э-у… не знаю, кэп. Думаю, что при таком ветре еще столько же, если не больше.
— Проклятый ветер! Сколько сидели на берегу, он дул так, что житья не было, а тут сели в лодку, отчалили, его и следа нет. Проклятье!
— Ничего страшного, кэп. Хуже будет, если буря на нас налетит: корабль легкий, берег близко — может и выбросить. Знаете говорят: "Затишье перед бурей". Вот то и оно. Лучше уже пускай так, оно спокойнее и надежнее…
— Ничерта оно не спокойнее! Проклятье! Сколько раз я говорил так по-дурацки, кэпом, не называть меня! Я — господин! Господин! Запомнил, дубина? Спокойнее, надежнее… да пускай лучше тысячи бурь рвут паруса, чем торчать здесь, как щепка в луже, как говно в прорубе! Сколько времени прошло, а? Я тебя спрашиваю, дубина!
Негр уже встал, вся его развязность пропала; он, исполин, стоял рядом с гномом в два раза его меньшим, и не знал, что делать с собой, куда девать свои громоздкие руки, и, покорно свесив голову, слушал, односложно, тупоумно отвечал:
— Месяц, господин.
— Ага! Месяц. А сколько мы товару продали за этот проклятый месяц?
— Да вроде ничего. — недоуменно пожав плечами, отвечал надсмотрщик.
— Вот именно, дубина! Ничего! А нам еще месяц так бултыхаться! И ты говоришь, что все нормально, что пускай все так же продолжается? Ничего страшного: пускай хозяин теряет свои деньги, свою репутацию, главное, чтобы моя задница была в тепле и целостности!
Со стороны гребцов послышался смешок, услышав который, чернокожий скосил на них глаза, приметил одного самого бойкого, посуровел, поднял голову и с внутренним трепетом сказал своему опять ставшему у борта лицом к морю начальнику:
— Я, господин, ничего такого не думал. К сожалению, я не могу управлять погодой, так что…
— Знаю, — резко оборвал его гном, и уже сдерженее, — и без тебя знаю. Проклятье! С самого утра настроение — дрянь. Иди, успокой эту сволочь, а то уж больно они разболтались.
Негр отыгрался на гребцах. Особенно сильно получили спины тех, кого он подозревал в тихих усмешках. Гном довольно улыбался: ему нравилось смотреть, как черная громадина лупит это быдло. Его быдло. А значит тупое и ленивое, так что пару душевных ударов им не повредит, хотя, конечно, переусердствовать не надо.
Через пару часов поднялся ветер. И вот проблема — непопутный. Темные тучи покрыли небо. В воздухе нехорошо запахло: запахло опасностью, бурей. Надсмотрщик, который к тому же исполнял обязанности по морской части, забегал, засуетился. Все ли в порядке? Все ли подтянуто? Сверкнула молния, страшно грохнул гром. Волны становились все бойче и бойче. Казалось, что гном навлек на себя беду: буря обещала быть злой. Гном нахмурился и стал, заложа руки назад, шатко ходить между рядами гребцов туда-сюда. Да… одно слово все не хотело уходить с дороги мыслей в его голове, создавая большую раздражительную пробку: проклятье! И даже мысль о том, что теперь хоть не так жарко, не утешала его. Он ходил чернее тех туч, что поливали их сверху дождем, но рабов не бил: одно неловкое касание могло вышибить дух из этих совершенно выбившихся из сил существ. Негр стоял у руля сам, упорно стараясь отвести корабль от берега. Несколько самых везучих рабов были поставлены у якорей, чтобы, если галеру слишком отнесет к земле, быстро побросать их в воду. Качка стала нешуточной, нос галеры то взлетал, то сильно падал, болтало направо — налево, мачта гнулась, как прутик. Надобно сказать, что несмотря на то, что гном не раз совершал и короткие, и длительные плавания, в бурю робел, да к тому же он плохо переносил сильную качку. И вот, когда темнота стала сдавливать горло, и корабль порядочно тряхнуло, так порядочно, что чуть не повалило всесильного гнома с ног, тот махнул рукой пробурчал что-то типа: "Выпутывайтесь сами" — и спустился в трюм.
Темные статичные подпалубные помещения разительно отличались от верхней бушующей, опасной картины. Там несмотря на то, что корабль продолжало кидать из стороны в сторону, гном успокоился, пробка в его голове рассосалась. Из одного помещения лился, брыкаясь, свет: светильник, подвешенный к потолку яростно швыряло, так что свет и тень беспрестанно боролись за пространство. Гном вошел в каюту, откуда пробивался свет. В помещении пахло гарью, за столом тонкая хрупкая девушка резала что-то ножом. Увидев вошедшего, она ахнула. "Чего ты, дурочка? — добросклонно сказал
