Он слабо улыбнулся ей. Серость вокруг сгущалась.
— Я люблю тебя, Деллиан. Ты это помнишь?
— Конечно, помню.
Когда серость затмила вселенную, они поцеловались. И упали…
…на орбитальную арену. Место, которое он обожал, — такое простое место, мягкий цилиндр длиной семьдесят метров и диаметром сто. Наверху дрейфовали в воздухе тридцать препятствий, ярко–оранжевых многогранников, знакомых, как созвездия в ночи. Ох, в какие игры они здесь играли! Было так весело; были победы и поражения. А как–то раз он нарушил все правила, напав на другого мальчишку, который собирался причинить вред Ирелле…
— О да, — выдохнул он, и когда посмотрел на Иреллу, то увидел, что она разделяет трепет воспоминаний, нахлынувших из их общей юности.
А потом она отпустила его.
— Нет! — воскликнул Деллиан.
Продолжая улыбаться, она отстранилась. Стена арены за ее спиной истончилась, показав далеко внизу Джулосс. Джулосс атаковали. Тысячи больших кораблей Решения оликсов мчались к планете на страшной скорости, светясь дымчатым янтарем в верхних слоях атмосферы. Над городами поднимались грибовидные облака, поместья были уничтожены.
— Нет! — выкрикнул он. — Такого не было. Оликсы — наши друзья. Они этого не делали.
— Мяч у меня! — весело крикнула в ответ Ирелла. — Я к воротам!
Оглянувшись, Деллиан увидел ее в спортивном скафандре, со свирепой ухмылкой стискивающей мигающий мяч. Ворота команды противника висели в пространстве, на полпути к горящей планете. Скорость, с которой двигалась Ирелла, пугала.
— Осторожнее! — воскликнул он.
Она радостно рассмеялась, собираясь забить победный гол.
Он не видел, как игрок под номером восемь устремился к ней. Только это уже не был восьмой номер, это была охотничья сфера оликсов, она ускорялась, системы наведения ловили долговязое тело Иреллы, легко летящее к воротам.
— Нет! — завопил Деллиан.
Бронескафандр толкнул его к охотничьей сфере. Он ударился всем телом, сбивая шар с курса. Снабженные когтями перчатки скрежетнули по сияющему округлому боку, оставляя на плотной обшивке длинные царапины. Потом сфера начала изгибаться, вспучиваться — как будто то, что находилось внутри, пыталось высунуться и побороться с ним. Но Деллиан только усилил хватку, стараясь раздавить шар. Сфера ответила, размягчившись, прильнув к его груди, обволакивая, вбирая его в себя. Он знал, что вписался бы в нее идеально.
Впереди раскололся Джулосс, открыв край вселенной, где серебряные остатки звезд плавно сливались в сумеречные реки, утекающие в небытие. Рядом сиял зовущий золотистый свет.
Ирелла приземлилась на поверхность охотничьей сферы, широко расставив ноги. На ее черной как смоль коже дрожали алые иероглифы.
— Будет больно, — сурово предупредила она.
— Что? Ир, не…
Каким–то образом Деллиан увидел самого себя, словно смотрел сверху вниз, и был он охотничьей сферой, и Ирелла балансировала на нем. Рука ее опустилась, проткнула оболочку — и Деллиана скрутила невыносимая боль. От крика его содрогнулась умирающая вселенная.
По сфере побежали длинные трещины. Ирелла удвоила усилия, отрывая целые секции обшивки, отбрасывая их в пустоту. Деллиан забился, яростно извиваясь, чтобы вырваться из ее безжалостных пальцев.
— Доверься мне, — сказала она. — Не сопротивляйся, Дел. Я убираю нейровирус.
— Что?
Он уже рыдал. Мучительная боль жгла каждый нерв, раздирая трепещущий мозг.
— Я люблю тебя, Дел, ты знаешь. Ничто не может отнять этого у тебя.
— Да.
— Тогда скажи! — потребовала она.
— Я люблю тебя.
Ее руки оторвали последний кусок обшивки охотничьей сферы, обнажив его тело — тело квинты оликса.
— Я не могу быть таким, — взвыл он.
— Я люблю тебя, Дел. Всегда. И неважно, куда это нас приведет.
— Помоги мне, — взмолился он.
Конец вселенной изгибался вокруг них, последние фрагменты складывались в зловонный вихрь, воронку, затягивающую вниз, в смерть вечности, а рядом стоял золоченый бог — стоял и ждал их. Руки Иреллы ножами вонзились в плоть квинты.
Деллиан почувствовал, как ее пальцы смыкаются вокруг его ладони. Она потащила. Плоть квинты растянулась, как скользкая резина, прилипая к нему, сливаясь с ним, чтобы придать ему сил. Но теперь он боролся, и чужеродные мысли о преданности Богу у Конца Времен вырывались из него мучительными толчками.
— Ирелла! Не отпускай!
Вселенная стремительно исчезала, стенки воронки вращались, проносясь мимо смертоносным вихрем кошмаров и демонов.
— Пожалуйста, — умолял он.
Ирелла потянула сильнее, беззвучно крича от ужасного напряжения. Медленно–медленно, сражаясь с вязкой слизью, цепляющейся за каждый сантиметр его кожи, она извлекла Деллиана из тела квинты. Клейкие пряди лопнули, причинив напоследок жуткую боль. Гибнущая вселенная исчезла.
Деллиана мучительно трясло. Вокруг вспыхнул яркий свет. Болело все — но боль эта казалась пустяком по сравнению с той, что терзала его секунду назад. Он взмахнул руками — обычными человеческими руками, хотя они и были опутаны какими–то проводами, трубками и волокнами, будто кто–то поймал его в сеть. Голова горела, словно из скальпа вырвали все до единой волосяные фолликулы.
Силы кончились мгновенно, и он перестал трепыхаться, упав на кровать. Легкие опустели, грудь отчаянно вздымалась, пытаясь впустить хоть глоток воздуха. Все кружилось, вызывая тошноту, то появляясь, то исчезая из виду. Вокруг толпились люди в медицинских халатах, отовсюду на него смотрели обеспокоенные лица, звучали быстрые бессвязные разговоры. В трех метрах за ними изгибалась стеклянная стена, к которой — с той стороны — прижимался весь его взвод: рты разинуты в беззвучном крике, глаза мокры от слез. Джанк колотил по стеклу; Урет стоял на коленях. Тиллиана рыдала.
— Какого хрена?
Слова оцарапали горло. Он повернул голову.
Рядом с ним на кушетке сидела Ирелла, обхватив себя за плечи. Белые шелковистые нити тоньше любых волос полностью скрывали кожу ее головы. Она смотрела на него, и по щекам ее текли слезы.
— Дел?
— Я люблю тебя, — произнес он. И тут воспоминания, как цунами, обрушились на него, отбросив обратно на матрас. — Святые мертвы, — сказал он всем и заплакал.
ЛОНДОН декабря 2206 годаНа линзах Олли вспыхнула иконка времени: изображение старых наручных часов Seiko со стрелками, шествующими по кругу, — а Тай, альтэго Олли, синхронно подкинул на аудиопериферию негромкое тиканье. Древние часы были сейчас популярны — нет, не то чтобы кому–то не хватало энергии на периферийные процессоры альтэго; все они работали за счет тепла человеческого тела. И все–таки причуда была понятной с учетом нынешней хронической нехватки электроэнергии в Лондоне и постоянных сбоев Солнета. Проблема заключалась в том, что первые двадцать четыре года своей жизни Олли был окружен исключительно цифровыми дисплеями, так что аналоговые устройства сводили его с ума. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что положение стрелок говорит о том, что сейчас шесть часов. Что на самом деле означало восемнадцать, то есть официально наступил вечер. Во времена, предшествующие тому, что теперь каждый лондонец называл «Блиц-2», люди бы, безусловно, знали, что сейчас вечер, — главной подсказкой служило бы солнце, неизменно садившееся с приближением ночи. Но этой подсказки больше не было.
