— Их смутило, что я еврей?
Он был заинтригован. Неужели ее родители могут быть такимиже сумасшедшими, как и его мать? Нет, это было невозможно. С Руфью Фаинсравниться не мог никто.
— Нет.
Шила рассеянно улыбнулась и, достав из сумочки сигарету смарихуаной, закурила. Они сидели в последнем ряду самолета, летевшего вМичиган.
— Они просто ничего такого не ждали. Мне никогда неприходило в голову говорить с ними о тебе.
Ему нравилось это ее свойство. Для нее не существовалоникаких проблем. Он покурил травку вместе с ней, после чего Шила тщательнозатушила сигарету и положила окурок в конверт, лежавший в ее сумочке.
— Они нашли тебя очень милым.
— Я тоже нашел их очень милыми.
Он солгал. На самом деле он нашел их чрезвычайно занудными ипоразился тому, что мать Шилы напрочь лишена вкуса. Все это время они говорилио погоде, мировых новостях и более ни о чем. Жить так — значит жить в вакууме,комментируя то, что происходит с другими… Шила совершенно не походила на своихродителей. То же самое она сказала о Берни, попутно назвав его мать истеричкой,против чего он возражать не стал.
— Они на вручение дипломов не приедут?
— Ты что — издеваешься? — засмеялась Шила. —Мать как об этом подумает, так сразу в слезы.
Он все еще думал жениться на ней, хотя по-прежнему неговорил об этом вслух. В День святого Валентина он сразил ее своим подарком —маленьким колечком с алмазом, купленным им на деньги, доставшиеся ему отпокойных бабушки с дедушкой. В крохотном, идеальной огранки солитере было всегодва карата, но он был безупречен. В день покупки кольца у Берни от возбуждениядаже защемило в груди. Он привлек Шилу к себе, поцеловал ее в губы и небрежнобросил красную шкатулку ей на колени.
— Посмотри — подходит оно тебе или нет. Шила решила,что это какая-то шутка, и смеялась до тех пор, пока не открыла шкатулку.Разинув от изумления рот, она вдруг разрыдалась, после чего молча швырнулашкатулку назад и так же молча вышла из комнаты. Он продолжал изумлятьсястранности такого поведения до самого ее возвращения. Своя комната была и уШилы, но обычно она жила у Берни — здесь было два стола, да и вообще как-топопросторней. Вернувшись в комнату, Шила уселась на стол Берни и, открывшкатулку, пробормотала:
— Как ты мог это сделать?
Он так и не мог понять ее. Может быть, она считает, чтокольцо ей велико?
— О чем ты? Я хочу жениться на тебе. Он приблизился кШиле, нежно глядя ей в глаза, но она тут же отскочила в сторону.
— Я думала, ты все понимаешь… Все это время так думала…
— Объясни, что ты хочешь этим сказать!
— Я думала, что мы общаемся, как равный с равным.
— Так оно и есть. Но как это связано с тем, чтопроисходит?
— Нам не нужен брак… Все это ненужная рухлядь, даньтрадиции… — Она посмотрела на него с таким отвращением, что ему стало как-то непо себе. — Все, что нам нужно, это то, чем мы обладаем ныне. Когда этоесть — это есть. Когда этого нет — этого нет. Понимаешь?
Подобное Берни слышал от нее впервые. Он никак не могпонять, что же могло произойти.
— И сколько же это может длиться?
— День… Неделю… — Она пожала плечами. — Какаяразница? Какое это может иметь значение? Кольцо с алмазом здесь не поможет.
— Ну что ж, тогда прошу прощения. — Внезапноозлившись, он захлопнул шкатулку и швырнул ее в один из ящиков стола. —Прошу прощения за то, что поступил как истый буржуа. Все Скарсдейл, понимаешь…
Она взглянула на него так, будто видела впервые.
— Я и понятия не имела, что ты придаешь этому такоезначение. — Шила озадаченно смотрела на него, словно пытаясь припомнитьего имя. — Я думала, ты все понимаешь как надо… — Она уселась на диван.Берни подошел к окну и, вздохнув, повернулся к ней.
— Нет. Сказать честно? Я вообще ничего не понимаю. Мыспим друг с другом вот уже год. По сути, мы живем вместе, и в Европе в прошломгоду мы тоже были вместе. Как по-твоему — что это? Случайная связь?
Сам он относился к этому иначе, пусть ему и" был всегодвадцать один год.
— Ой, давай только не будем оперировать устаревшимикатегориями.
Она встала с дивана и потянулась, всем своим видомпоказывая, что изнывает от скуки. Берни заметил, что на ней нет бюстгальтера, ипонял, что может простить ей все.
— Может быть, я поспешил? — Он с надеждой смотрелна Шилу, чувствуя непреодолимое влечение к ней и одновременно презирая себя заэто. — Может, должно пройти какое-то время?
Она отрицательно покачала головой и без обычного поцелуянаправилась к двери.
— Чего я никогда не хотела, так это выходить замуж,Берни. Это не для меня. После того, как мы получим дипломы, я отправлюсь вКалифорнию… Хочу немного развеяться.
Он вдруг представил Шилу… в коммуне хиппи.
— Что значит «развеяться»? Вечно же так жить не будешь.
Улыбнувшись, она пожала плечами.
— И тем не менее сейчас я хочу именно этого. —Взгляды их встретились. — В любом случае, за колечко спасибо.
Она еле слышно прикрыла за собой дверь, оставив его в темнойкомнате наедине с самим собой. А ведь он так любил ее… По крайней мере, сам онв этом ни минуты не сомневался. На что он никогда не обращал внимания, так этона ее манеру выказывать полнейшее равнодушие к чувствам других. Он вспомнил,как она разговаривала со своими родителями. Ей было глубоко безразлично, что онидумают или чувствуют, поэтому она искренне удивлялась тому, что он, Берни,звонит старикам или перед поездкой домой покупает подарок матери. В деньрождения Шилы он послал ей цветы, и она подняла его на смех — он вспомнил обэтом только сейчас. Может быть, ей плевать на всех, в том числе и на него? Онапросто развлекается, делает то, что ей нравится. До этой самой минуты все в ихотношениях устраивало ее, когда же он подарил ей обручальное кольцо, она вдругиспугалась. Он лежал в темноте, думая о ней… Сердце его обратилось в камень.
С той поры все пошло как-то наперекосяк. Она сталазаниматься в группе расширения сознания, где то и дело проходили коллективныеобсуждения ее отношений с Берни. Возвращаясь домой, она едва ли не ежеминутнокорила Берни за его ценности и его цели. Теперь ей не нравилось и то, как онговорит с нею.
— Не надо говорить со мной как с ребенком! Черт возьми,я ведь женщина! Вся эта твоя бравада гроша ломаного не стоит! Сплошнаяпоказуха! Я такая же сообразительная, как ты, и оценки у меня не хуже твоих —понял? Одного-единственного органа не хватает, чтобы стать такой же, какты, — ну и что из того?
Он ужаснулся еще больше, когда Шила оставила балет. Онапродолжала заниматься русским, но теперь больше всего на свете ее занималаличность Че Гевары. Она ходила в огромных походных ботинках и покупала тряпки вармейской лавке. Больше всего ей нравилось щеголять в надетой на голое теломужской нижней рубахе, через которую просвечивали ее темные соски. Берни поймалсебя на том, что ему стало неудобно ходить по улицам рядом с нею.
