– А здесь и волхв есть? – присвистнул брат Арсентий.
– Да, у него капище в дубраве неподалеку.
– Что-то ты, батюшка, об этом больно спокойно говоришь.
Брат Арсентий хотел продолжить, но взгляд его упал в сторону реки, и от открывшегося вида перехватило дух. Дождь закончился, солнечный свет яркими лучами струился через прорехи в тучах. Могучий поток нес воду неторопливо и величественно, а далеко на юге с берега на берег разноцветным рушником перекинулась радуга.
– Да, красота этих мест – еще одна причина, по которой я не хотел бы уезжать. – Отец Сафроний остановился рядом с Арсентием.
* * *
Арсентий не сразу понял, что его смущает – вроде обычное село, каких множество раскидано по русским землям. Дома-пятистенки из толстых бревен с заросшими травой крышами. Крапива и лопухи вдоль дороги, березы и осины тихонько шелестят ветвями, чуть поскрипывает на ветру журавль колодца. И пахнет как обычно – свежим хлебом, сухим сеном, цветами и коровьим навозом. Но чего-то не хватает.
– А почему собаки не лают? – вдруг понял он.
– Не осталось собак, по весне все сгинули. Даже те, что на цепи сидели, сорвались.
– Понятно. Собаки волколюда на дух не переносят. Сильный он, видать.
В селе царило оживление – крестьяне, как только дождь закончился, поспешили вернуться к работе. Кто-то гнал коров и овец, посвистывая и щелкая кнутами. Другие, закинув на плечо косы и грабли, шли в поле. Третьи занимались своими делами во дворах. Арсентий прикинул – в селе более тридцати домов, значит, до двух сотен душ. И жизнь каждого зависит от того, получится ли справиться с волколюдом.
– Вон там застава, уже не заблудишься. – Отец Сафроний показал на деревянные стены. – Я с тобой не пойду. Обещал зайти к Зимаве – это сестра Егорши, который сегодня… ну, лежать перестал.
– Добро, – согласился Арсентий. – Там и найдемся.
Подойдя поближе, Арсентий оглядел стены знающим глазом – на совесть рубили. Вроде бы невысокие, но с налету не взять, тем более степнякам, привыкшим к быстрым наскокам. А с верхушки сторожевой башни округа как на ладони – если придет враг, заранее увидят и людей укрыть успеют. А вот с несением службы тут было не очень. Четверо крепких парней лет семнадцати-восемнадцати расселись около ворот на чурбанах, копья и щиты прислонили к стене, что-то обсуждали со смехом и прибаутками.
Парни откровенно бездельничали, и послушник вздохнул, предвидя, что его сейчас может ожидать. С тех пор как он надел рясу, Арсентий стал привлекать внимание красивых женщин, которых очень расстраивало, что мужественный послушник не поддается их чарам. И вот таких вот крепких молодцов, которые думали, что за его счет можно самоутвердиться, показать свое превосходство.
Несмотря на то что священников на Руси уважали, монахов и послушников не привечали. Сидят, мол, за монастырскими стенами, не сеют, не пашут, на врагов не ходят, только молятся. Но хочешь не хочешь, а мимо скучающих хоробров[4] пройти никак не получится. Арсентий уверенным шагом двинулся вперед, стараясь не встречаться с ними глазами, чтобы не восприняли это как вызов. Не помогло.
– Слышь, дрозд, ты, кажись, заплутал? – с улыбкой поднялся на ноги самый молодой, расправил плечи. – У нас тут не монастырь, а застава. Тут настоящие мужчины обитают.
– Старшина здесь?
– Эй, Усыня, а посмотри-ка, правду ли говорят, что они, как рясу наденут, ниже пояса в девок превращаются? – со смехом предложил один из товарищей.
– А что, дельная мысль, – оскалился Усыня. – Давай, монашек, рясу-то задирай.
Он ухватился за подол и потянул вверх, продолжая смеяться. Перестал, когда послушник резко хлестнул его по запястью.
– Я не монах, я послушник, – произнес Арсентий жестко, глядя прямо в глаза Усыни.
– Ого! Глядь, парни, а дрозд-то не из трусливых! – Левой рукой Усыня схватился за ворот арсентьевой рясы, стал накручивать ткань на кулак, правую занес для удара.
Арсентий опять вздохнул – не хочется, но раз по-другому не понимает… Быстрым движением выстрелил правым кулаком в живот парня, и тот принялся хватать ртом воздух. Носком сапога послушник подцепил ногу противника, резко дернул вверх, и Усыня завалился спиной в лужу, подняв тучу грязных брызг.
Товарищи упавшего в ту же секунду оказались на ногах, окружили. Арсентий про себя отметил, что бойцы хоть и имеют некоторую выучку – в тиски взяли грамотно, – но явно не дружинного уровня. Крепкие, быстрые, но двигаются без нужной легкости.
Парни бросились почти одновременно. Но Арсентий в тот же миг сместился левее, коротким ударом в кадык вывел из дела первого. Схватил его за кожаный пояс, крутанул вокруг себя, толкнул навстречу двум другим. Сократил расстояние до второго, увернулся от кулака, одновременно влепил ладонью по затылку и подставил подножку, парень перекувырнулся и упал лицом в грязь. Послушник обернулся к последнему, но чуть-чуть опоздал – тяжелый кулак вмазал в левую скулу с такой силой, что Арсентий отлетел на шаг в сторону и с трудом устоял на ногах. Встряхнул головой, готовясь к новому броску…
– А ну-ка, что тут происходит? – раздался со стороны ворот мощный голос. Мужчина богатырского сложения смотрел на происходящее с неодобрением. Лицо его по самые глаза покрывала густая борода, зато на голове, наоборот, не росло ни волосинки.
– Так это, дядька Ставр, – начал оправдываться оставшийся на ногах. – Мы тут потешились чутка.
– Цыц, лагодник[5]! – Богатырь подошел, внимательно глядя на Арсентия, широко улыбнулся и заключил послушника в объятия. – Нашли с кем потеху устраивать! С ним не то что вы, туесы[6], – я бы поостерегся драться.
Старшина отпустил Арсентия, посмотрел уже серьезно.
– Не думал я, что еще свидимся, Яромир. Мы ж тебя схоронили тогда.
– Зови меня лучше Арсентием. В монастыре мы от языческих имен отказываемся. Только теми зовемся, что при крещении дали. Да и не принесло мне счастья то имя, сам знаешь.
* * *
– Я и не помню, как из Рязани ушел. – Арсентий глотнул ароматную гречишную медовуху. – В себя пришел дня через три. Не сразу понял, где вообще нахожусь.
– А что потом не вернулся? – Старшина задумчиво крутил кружку в руках.
– Да как представлю, что мимо пожарища идти придется, – ноги сами в другую сторону поворачивают.
– Морду тебе там опалило? – Ставр указал на ожог на левой щеке Арсентия.
– Там, да. Когда дом уже рушился. – Он на секунду задумался, потом махнул рукой. – Да ладно, это дело бывшее. Ты-то как тут оказался?
