– Пока неизвестно. Похоже на грипп, хотя кто его знает.Распространяется, как лесной пожар. – Ей не хотелось говорить об этом Иеремии,не хотелось будить воспоминания о Дженни, какими бы далекими они ни казались.
Голос Ханны зазвучал тихо, когда она наконец продолжила:
– Сегодня у Джона Харта умерла жена... вместе сдочерью... Говорят, его сын тоже плох и может не дожить до утра...
На лице Иеремии появилось выражение боли. Отвернувшись, онзакурил сигару и некоторое время молча вглядывался в вечернюю темноту, а потомопять посмотрел на Ханну.
– Рудник пришлось закрыть.
Рудники Харта по своим размерам уступали в долине толькоприискам самого Иеремии.
– Мне очень жаль его жену и дочку, – хрипло произнесИеремия.
– На этой неделе у него умерло семеро. Говорят, ещетридцать очень плохи.
Это напоминало эпидемию, унесшую жизнь Дженни. Тогда тоженикто ничего не мог поделать. Совсем ничего. Когда Дженни умерла, Иеремия былрядом с ее отцом. Они молча сидели в гостиной, а душа девушки отлетела, и имоставалось только безнадежно смотреть друг на друга. Вспомнив об этом, Иеремияпочувствовал, как на его сердце лег камень. Он не мог представить себе, какоегоре должен пережить человек, теряющий ребенка.
Иеремия не был другом Джона Харта, но многое в нем еговосхищало. Харт приложил немало усилий, чтобы довести до ума свой любимыйрудник, а с таким конкурентом, как Терстон, сделать это было совсем не просто.Ему пришлось гораздо тяжелее, чем Иеремии, когда тот начинал свое дело. ПриискХарта был основан четыре года назад, когда хозяину едва стукнуло двадцать два.За это время он сам и его работники добились поистине невероятных успехов. Онне был добрячком, и Иеремия не раз слышал от тех, кто раньше работал у Харта, апотом перешел к Терстону, что Джон слишком вспыльчив, плохо ладит с рабочими,бывает груб и часто пускает в ход кулаки.
Однако у него было золотое сердце. Он славился своейчестностью и порядочностью, вызывавшей у Иеремии восхищение. Ему пару раздовелось встречаться с Джоном, и Иеремия сразу обратил внимание на несколькоошибок, которые собирался сделать этот юноша, однако Харт не пожелал слушатьсоветов. Он вообще не желал ничего ни от кого принимать. Джон хотел все сделатьсам и со временем непременно сделал бы. Но сейчас Иеремия искренне переживал занего. Судьба обошлась с Джоном еще круче, чем когда-то поступила с ним самим.Иеремия посмотрел на Ханну, спрашивая взглядом, как ему теперь быть. Они сДжоном Хартом никогда не водили дружбы. Харт смотрел на Иеремию как на соперника,предпочитая держаться от него на расстоянии, и Иеремия относился к этому суважением.
– Не валяйте дурака, Терстон, я вам вовсе не друг и несобираюсь им становиться. Я чертовски хочу перещеголять вас, и я добьюсь этогов честной и открытой борьбе. Если мне это удастся, через годик-другой вампридется закрыть все ваши прииски, потому что я куплю всех и вся до самогоНью-Йорка.
Иеремия только улыбнулся, услышав эти дерзкие слова. Насамом деле им обоим хватило бы места, но Джон Харт отказывался это понять. Привстречах с Иеремией он держался вежливо, но не уступал ни дюйма. У него ужебыло два пожара и одно наводнение. Когда Иеремия попробовал предложить Джонупродать ему рудник, тот обещал расквасить ему физиономию, если Иеремия неуберется с его земли, прежде чем Джон сосчитает до десяти. Однако то, чтослучилось сейчас, не имело к этому никакого отношения. Собравшись с мыслями,Иеремия направился к лошади. Ханна знала, что он поступит именно так. Таков былего характер. В его большом сердце хватит места для всех, даже для Джона Харта,каким бы вспыльчивым и злым на язык ни был этот мальчишка.
– Не жди меня к ужину.
Он мог не говорить этого. Ханна все равно никуда не уйдет,даже если ей придется провести здесь всю ночь.
– Иди домой и отдыхай.
– Черт побери, занимайся своим делом, Иеремия Терстон.– Вдруг Ханну осенило: – Подожди! Им сейчас не до того, чтобы думать о еде.
Бросившись на кухню, она завернула в салфетку жареногоцыпленка и положила его вместе с фруктами и куском пирога в прихваченную ссобой седельную сумку. Бегом вернувшись назад, Ханна протянула ее улыбающемусяИеремии.
– Они точно помрут, если отведают твоей стряпни.
Ханна только усмехнулась:
– Смотри не забудь перекусить сам и не подходи ни ккому слишком близко. Не пей там ничего и не ешь из их посуды.
– Хорошо, мамочка! – С этими словами он развернуллошадь и рванулся в бархатно-черную ночь.
Галопом скача через холмы, он предавался своим невеселымдумам.
Иеремии понадобилось всего двадцать минут, чтобы добратьсядо приисков Харта, и он с удивлением заметил, что они здорово разрослись запоследнее время. Дела у Джона Харта шли неплохо, однако сейчас любой могпонять, что случилась какая-то беда. Поселок погрузился в зловещую тишину,между домами не видно было ни души, однако в окнах горел яркий свет, особенно вбольшом здании на вершине холма. В хозяйском доме, кажется, не осталось ниодной неосвещенной комнаты, у входа выстроилась длинная цепочка людей,пришедших выразить соболезнование Джону Харту.
Спешившись и привязав лошадь к дереву, стоявшему немногопоодаль, Иеремия взял сумку, переданную ему Ханной, и пристроился к очереди.Его тут же узнали, и из конца в конец цепочки прокатилось:
– Терстон... Терстон...
Не успел Иеремия пожать руки знакомым, как на крыльцепоявился Джон Харт. Его лицо казалось изможденным, словно от тяжелой болезни.Из стоявшей позади толпы послышался сочувственный шепот. Джон посмотрел насобравшихся людей, узнавая каждого и отвечая кивком на исполненныесоболезнования взгляды. Потом он заметил Иеремию и остановился, глядя, как тотприближается и протягивает ему ладонь. Взгляд Иеремии говорил о том, что онпонимает, как страдает сейчас Харт. Остальные немного подались назад, оставивих наедине. Иеремия пожал Джону руку.
– Я сожалею о твоей жене, Джон... Я... Я тоже потеряллюбимого человека много лет назад... во время эпидемии в шестьдесят восьмомгоду.
Слова казались невнятными, но Джон Харт знал, что Иеремиявсе понимает. Он поднял полные слез глаза. Джон был высок, почти одного роста сИеремией, с иссиня-черными гладкими волосами и темными, как ночь, глазами. Егобольшие ладони оказались на удивление мягкими. Джон и Иеремия, как ни странно,чем-то напоминали друг друга, несмотря на почти двадцатилетнюю разницу ввозрасте.
– Спасибо, что приехали. – Голос Джона звучал глухо, внем чувствовались опустошенность и тоска.
Увидев, что по щеке молодого человека скатились две слезы,Иеремия почувствовал, как в душе у него шевельнулась старая боль.
– Я могу чем-нибудь помочь? – Он вспомнил о взятой ссобой еде. Может, кому-нибудь в доме она и пригодится.
