— Что, все так плохо? — испугался вошедший исделал шаг ближе к картине.
Старыгин мигом втиснул свое крупное тело между ним икартиной, так чтобы ничего нельзя было рассмотреть.
— Пока не говорите журналистом ничегоопределенного, — твердо сказал он, — размеры повреждения уточняются.
Выпроводив опасного гостя за дверь, он велел АгнессеИгоревне взять себя в руки и немедленно обращаться к самому высокомуначальству.
— Да, Анечка, теперь это уже не нашего ума дело, —подал голос Иван Филаретович.
В ожидании начальства Старыгин не терял времени даром. Черезнесколько минут он повернулся к искусствоведам и сообщил:
— Явно какой-то мифологический сюжет. Точнее скажупозже.
— Но холст…
— Холст семнадцатого века, — подтвердил Старыгинее недоговоренную мысль. — Поэтому сначала и не обратили внимания…
— Боже мой! — Агнесса Игоревна снова побледнела иопустилась на стул. — Что же это.., как же.., что же теперь будет…
— Что будет — трудно сказать, — отозвалсяреставратор. — Я не Нострадамус. А вот что было можно предположить: кто-товзял холст соответствующего времени и подходящего размера и выполнил на этомхолсте приличную копию «Дозора».
На некоторое время в комнате воцарилась тишина.
— «Прощание Гектора и Андромахи», — сообщилСтарыгин через короткое время. — Если, конечно, я не ошибаюсь…
— Не ошибаетесь, голубчик, — подтвердил ИванФиларетович, который до сих пор безмолвно стоял за спиной реставратора, —Херман ван Свеневельт, современник Рембрандта. А вот где она хранится, то естьхранилась — не скажу, запамятовал.., склероз, знаете ли!
— Не кокетничайте, Иван Филаретович! — усмехнуласьАгнесса Игоревна. — Не можете же вы помнить все обо всех голландцахсемнадцатого века!
— Раньше помнил! — горестно вздохнул старичок.
— Не беда! — Старыгин отошел к столу скомпьютером. — На что существует Интернет?
Он включил компьютер, дождался загрузки системы и пощелкал«мышкой».
— Не верю во все эти новомодные штучки! проворчалстарый искусствовед. — Специалист должен полагаться на собственные глаза ируки.., и на собственную память!
— Тем не менее иногда это бывает очень полезно! —Старыгин повернулся и сообщил:
— По данным Интернета, картина Хермана ван Свеневельта«Прощание Гектора с Андромахой» принадлежала к собранию замка Шварценфельд вЧехии…
— Тамошнего хранителя я знаю! — взволнованнопроговорила Агнесса Игоревна. — Мирослав Пешта.., надо созвониться с ним…
— Постойте, — прервал ее Старыгин. — Я жесказал, что картина принадлежала к собранию замка, принадлежала до июняпрошлого года, когда она была среди ряда других произведений искусства проданас аукциона…
— Продана! — разочарованно протянула дама.
— Ну да, ряд полотен не самого первого ряда продали саукциона. Приобрел «Гектора и Андромаху», а также три другие работы голландцевсемнадцатого века, некий коллекционер русского происхождения, проживающий в КарловыхБарах…
Совещание высокого начальства состоялось здесь же, возлекартины. Из простых смертных допущены к нему были Агнесса Игоревна и Старыгин,а также бывший сотрудник Иван Филаретович Крестовоздвиженский, которого всуматохе просто не заметили — так тихо он себя вел. Собственно, суть совещаниясводилось к тому, что все случившееся — ужас, кошмар и полная катастрофа. Самоеглавное, никто не знал, где была подменена картина, одно известно точно доэтого года ее никогда не вывозили из Амстердама, только перевешивали несколькораз. Сначала картина, которая называлась тогда по-другому, висела в зданииСтрелковой корпорации Амстердама и потемнела там от копоти и даже отприкосновения не слишком чистой одежды многочисленных посетителей, которыекурили трубки, жгли коптящие сальные свечи и задевали ее нечищеными латами имушкетами. От такого безобразного обращения картина поменяла цвет, и потомкипосчитали, что рота почетного караула выступает в поход глубокой ночью, что,безусловно, несколько странно и не вписывается в образ жизни богатыхамстердамских бюргеров.
А когда в 1715 году картину решили перенести в здание ратушиАмстердама, с ней и вовсе поступили варварски. Стена, где должен был висеть«Ночной дозор», оказалась слишком мала, так что практичные голландцы непридумали ничего лучше, как обрезать картину со всех сторон, да так сильно, чтос правой стороны отсекли солидный кусок барабанщика, а с левой вообще исчезлидва особенно невезучих персонажа. На этом варвары не остановились и продолжилисвое черное дело, обкромсав холст сверху, так что с картины исчез кусок арки, атакже урезав снизу полосу сантиметров в двадцать, здорово исказили в пропорции.
Просто удивительно, каким образом огромная картина(приблизительно три с половиной на четыре с половиной метра), висевшая на виду,не стала добычей завоевателей, ибо времена в Европе были беспокойные — войны,бунты, беспорядки.
Впрочем, был один случай, когда «Ночной дозор» едва невывезли из Голландии.
Во времена Великой Французской революции в 1791 году в Лувреоткрылся первый публичный музей. Идея принадлежала еще Вольтеру и Дидро — музейдолжен был стать наглядной «энциклопедией культуры», своеобразным аналогомсозданной французскими просветителями «Энциклопедии». Так что Робеспьер и егосоратники воплотили мечту классиков в жизнь.
Сначала они свозили в музей картины и скульптуры,реквизированные у местных «врагов народа» — французского короля и аристократов,но когда французская армия вторглась в Европу, Конвент подписал указ о том,чтобы забирать предметы искусства в странах, захваченных революционнойФранцией.
Однако искусство, принадлежащее народу, то естьмуниципальную собственность, эмиссары Робеспьера не трогали. Таким образом иуцелел «Ночной дозор», который висел в ратуше, то есть принадлежал гражданамгорода Амстердама.
Однако после того, как картину перенесли в Амстердамскийгосударственный музей, или Рийксмузеум, к ней относились бережно, лелеяли игордились ею.
* * *
Перед тем как отправить бесценное произведение в тур погородам Европы, страховая компания произвела тщательную экспертизу изастраховала «Ночной дозор» на баснословную сумму в тридцать миллионов евро.Так что можно с уверенностью считать, что до отъезда с картиной было все впорядке.
Сейчас дирекция Эрмитажа срочно связалась со страховойкомпанией. Широкому кругу людей пока решили не объявлять о несчастье. Кактолько информация просочится в прессу, сразу же Эрмитаж начнут осаждатьслучайные и просто любопытные люди.
Старыгин отправился писать официальное заключение оподделке, нужно было заполнить множество бумаг, а по дороге решил побеседоватьс Лидией Александровной, той самой героической сотрудницей, которая дежурила втот день в Николаевском зале и сумела остановить неизвестную женщину.
