сей день хорошо – Тимур же сказал, что не посмеют, а он умный, умнее, Волошина с его сворой. Но что же машина – уехала?! Надо позвонить в офис… Срочно!» – быстро двинувшись в сторону окна, а это далеко по коридорам старых построек огромной двухсотметровой квартиры. По пути встретился телефонный аппарат. Трубка, побыв в руке секунду, опустилась в нерешительности на место. Снова к окну, так и оставшемуся недостигнутым – остановил телефонный звонок: «Ага, наверное, он!». Аппарат, висящий на стене, разрывается трезвоном, почти разбудив сопящего «Бусю».
Звонила тетя Иветта, вдова родного дяди Тимура. Как быстро летит время в суете, болтовне, отвлекшей от раздумий – ее всегда увлекали чужие проблемы, особенно, когда можно было помочь, хотя бы сопереживанием. Да! Она такая, большинство же и слушать о чужом не желают…
Голос в трубке надоел, не столько постоянным нытьем, сколько несвоевременностью, ведь мог позвонить он! Но почему-то не звонит: «Господи! Он хотя бы уехал?!». Именно в этот миг – частичкой настоящего, лежащей между «уже» и «еще», постучали в дверь: «Вот настоящий стук… не такой, как недавно… Хм… но это не Тимур. А кто?! Да и где же Тимур?! Хороша же я, даже не посмотрела в окно, а ведь всегда смотрю…».
Снова стук, уже продолжительный и настойчивый. Надя видит через глазок, какого-то дядечку в штатском и двух автоматчиков в зеленой униформе. «Неожиданно! Бандюки? Эх, мне бы с ними поговорить… с этим «Сильвестром»… или кто сейчас за него – я умею быть ненадолго отчаянно, а на большее обычно и не нужно… я бы быстро нашла общий язык, спасла Тимурищу и «закопала» этих Ческисов! Всего-то согласиться на сотрудничество, с условием убрать посредническое звено! Таааак… Хм, а этим-то… че этим-то надо?!».
В памяти быстро всплыли годовалой давности допросы Тимура в прокуратуре, сразу выстроилась логическая цепочка одной из причин этого появления: «Но ведь тогда всем стало понятно, что отгрузка ракет и двигателей в ЮАР от «МАРВОЛА» осуществлялась горе-финансистом Ческисом и генералом-бизнесменом Зинченко, без участия и согласования с Тимуром, его даже ради этого отправили в командировку. Может, напели, что-то? Просто здорово, что его нет дома! А я не открою. Сейчас ему позвоню – предупрежу… Илииии…»:
– Кто там?.. – Нарочито спокойным голосом хозяйка квартиры давала понять, что вообще не удивлена таким маскарадом.
– Московский уголовный розыск.
– Я не открою. Я вас боюююсь!.. – И в этом была настоящая правда, хоть и слова прозвучали с юморком…
– Скажите, кому из соседей Вы доверяете – мы покажем удостоверение и придем вместе с ними… – Хлебникова, сложив губы трубочкой, покачала головой: «Ага, а потом вместе с соседями и грохните! Эка! Хитрозадые какие!.. А с другой стороны, семи смертям не бывать, а одной не миновать!» – почему-то ей показалось, что не стоит этого дядечку бояться, а перед соседями позориться.
Дверь открылась, впуская двоих: дядечку и автоматчика, другой остается снаружи. С этого момента все казалось каким-то наигранным спектаклем… – и это, и следующее. Гражданский смотрел в упор. Ни укора, не подозрения, ни настойчивости – сосредоточенная, отработанная за годы службы привычка, стараться не переживать, или переживая, не соответствовать внешне своему внутреннему состоянию:
– Кто есть дома из взрослых?
– Здрасссьте… Куда уж взрослее! К вашим услугам…
– Извините… Кто проживает в квартире?
– Мой муж, я и наши двое детей.
– Ваш муж ночевал дома сегодня?.. – Пришедшая мысль даже развеселила: «Пронесло! Ура! Ошибка!!! Еще бы! Ночевал, и еще как…».
– Да! – Почти грохочет женщина, с восторгом мимолетно вспоминая подробности ночи, но быстро падает, словно спотыкаясь, в тьму охватывающих ее переживаний, в падении, отталкивая скопившийся ужас вместе с вскриком. Страхи отступают вместе со следующими ее словами, но не меняют ничего в выражении лица пришельца – почти ничего первые пять секунд…, пока, все-таки, не меняют:
– Да он минут 20 назад из дома ушел только!.. – Тишина, охватившая помещение, заполнила все пустоты, продолжала пребывать, давя на ушные перепонки, отчего оба начали глохнуть, пугаясь каждый своей мысли. Взгляд! Взгляд гражданского, поменявшийся мгновенно, так же быстро вынул из нее душу, переполнявшийся обращенной к ней жалостью, болью, совершенным непониманием, как ей сейчас ВСЕ ЭТО сказать… У Нади… БЫЛИ когда-то… необычные, полные жизни и движения глаза. Глядя в них, не хотелось врать. Тогда они были лучащиеся счастьем и радостью, сейчас же… Впрочем, описать это невозможно, но увидев их, вы испугаетесь пережитого и происходящего до сих пор в ее душе.
Боль – вот самое легко переживаемое чувство, с которым она живет последние двадцать лет! Часть этого, хотя и усердно сдерживаемого в себе избытка сразу материализующегося выплеска, переполненного грозами и молниями, моментально обжигает. Лишь преодолев это, вы сможете находиться рядом, и то, если она позволит…
– Можете показать фотографию мужа?.. – Опер тянул, стараясь, как-то подвести разговор к нужной теме, чувствуя, быть может впервые, свое бессилие перед этой женщиной.
– Не покажу!.. – Хлебникова выпалила первое, что пришло в голову, мысли продолжали ошибочный, хотя и стройный поток, казавшийся вполне логичным: «Ну, а если на него напали? Если он, от кого-то убегая, сбил? Убил?! Но убить он может только за меня или детей… наверное! Зачем им фотография Тимура?! Не дам! Ему нужно дать время – он же, наверное, скрываться будет?»…
– Да скажите уже, что случилось!..
– У Вашего подъезда, по описаниям соседей, машина, похожая на машину Вашего мужа. В машине труп…
– Что?! Труп?! Чей?!.. – Вот тут ей было уже не до смеха: «Так вот почему он вчера вечером и целую ночь не мог найти себе места, и к родителям ездил, да быстро как-то вернулся… Точно! Он ездил прятать труп и не успел!.. Может, он вчера кого-то убил… ааа… труп пришлось оставить на ночь в машине? Ческиса?! Туда ему и дорога – молодец, любимый. Эх! Почему же не сказал, я бы помогла! Илиии… на него напали… и он убил! Но все равно… мне-то почему не сказал?! И зачем труп до утра оставил? А сам-то где? Ну конечно! Он именно поэтому меня не взял, и всю ночь пронервозничал! Куда же он скрылся? Так. Сейчас главное не суетиться, чтобы не напортить Тимуру. Твою мать! Ну я же твоя жена, Тимур, почему ты меня так не уважаешь и не доверяешь мне?! Ничего сейчас я все тебе докажу!» – Это были истерически пляшущие мысли, будто сидящей расстроенной этим и разгневанной женщины, обиженной недоверием самого любимого человека, на берегу океана, под шелест о песок волн, только начинающей успокаиваться.
Тихий слабый бриз, приятно заполнявший пространство вокруг
