В оправдание Луицци говорил, что никто не видел, как он или граф де Серни несли шпаги, и что, следовательно, настоящие убийцы бросили их рядом с телом господина де Серни после того, как убили его. Все с тревогой и волнением слушали, как зачитывался список свидетелей. Когда Жюльетта не отозвалась, адвокат Луицци потребовал отложить слушание дела ввиду важности этого свидетеля, но тут судебный исполнитель объявил, что госпожа Жюльетта только что приехала и что она готова предстать перед судом. Тогда начались дебаты, зачитали обвинительный акт, все ощутили презрение и возмущение по отношению к Луицци.
В намерения автора не входит превращать этот рассказ в драматизированную статью из «Судебной газеты», вкладывать в уста одних свидетелей удачные словечки и передавать невнятный жаргон речей других свидетелей, заставлять судей произносить глупости, изображать, с каким тщанием председатель суда стремится раскрыть вину обвиняемого, показывать, как королевский адвокат запутывает свидетелей коварными вопросами, чтобы сообщить им то, чего они не знают, и таким образом создать видимость, что они вспомнили какие-то факты, но мы обязаны привести здесь отчет о самом примечательном инциденте этого заседания и его последствиях.
Внимание всех притупилось, показания свидетелей, которые без конца рассказывали об исчезновении господина де Серни, оставшегося один на один с бароном, или о том, как тщательно Арман скрывал свое пребывание в Тулузе, не вызывало больше никакого интереса, каждый уже составил себе представление о преступлении, когда наконец вызвали Жюльетту, и взоры всех присутствующих обратились к двери, в которую она вошла. Луицци вопросительно взглянул на нее, ответным взглядом она как будто обещала ему помощь. Председатель попросил ее поклясться говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Жюльетта поклялась голосом твердым и уверенным, все взоры были прикованы к ней. Зрители перешептывались, находили ее красивой, очаровательной, грациозной. Она вызвала такой интерес, что озарила своим светом даже обвиняемого, так как многие знали, что она его сестра. Наконец ей дали слово, и, скромно потупив глаза, Жюльетта сказала:
– Я покинула Орлеан вместе с господином де Серни, он был в моем экипаже, мы догнали дилижанс в деревне Сар…, где дилижанс сломался. Около семи часов вечера на дороге мы встретили барона, он шел один, господин де Серни в этот момент был в моем экипаже, и когда в Буа-Монде прозвонили девять часов, он оставил меня, чтобы вернуться пешком и догнать барона де Луицци, с которым он хотел поквитаться за оскорбление, мне неизвестное.
Серде Луицци готово было разорваться на части, ему показалось, что спасение близко, но он быстро вернулся к действительности, когда услышал негодующий шепот, последовавший за признаниями Жюльетты.
Первым взял слово Феликс Ридер.
– Я прошу господина председателя, – сказал он, – спросить свидетельницу, по какой причине господин де Серни находился с ней в одном экипаже.
– У него были дела в Тулузе, мы путешествовали вместе, после Буа-Монде он должен был продолжить путь один.
Тут поднялся королевский прокурор и, надев свой чепец, обшитый галунами, сказал:
– Прежде чем перейти к дельнейшим вопросам, я прошу суд дать мне высказать мои претензии к данному свидетелю. В соответствии с показаниями кондуктора, форейтора, господина Фернана, в соответствии с признанием самого подсудимого, господин де Серни находился в дилижансе за несколько часов до прибытия в Сар…, а свидетельница только что заявила нам, что она и господин де Серни догнали дилижанс только в деревне Сар… Здесь, очевидно, имеет место лжесвидетельство, и когда я открою вам узы, которые связуют свидетельницу и обвиняемого, вы признаете, что ею двигало похвальное чувство, которое, однако, не должно было доводить ее до клятвопреступления в столь почтенном собрании.
– Клянусь! – вскричала Жюльетта, которая на самом деле ничего не поняла в обвинении королевского прокурора. – Клянусь, я говорю правду!
– Сударыня, – отеческим тоном прервал ее председатель суда, – суд проявляет к вам снисходительность. По строгой справедливости, он должен был бы проигнорировать ваши родственные отношения с обвиняемым, рассматривать вас только как свидетеля и сурово наказать за показания, в такой степени отличающиеся от показаний всех прочих свидетелей, которых мы заслушали до настоящего момента, однако суд понимает, что именно ваша преданность любимому брату вдохновила вас на ложь, несомненно достойную порицания, но на которую он закрывает глаза.
– Однако… – попыталась вставить слово Жюльетта.
– Не упорствуйте, – посоветовал ей председатель, – я и так, возможно, нарушил мой долг. В ваших собственных интересах, в интересах обвиняемого, которому столь ложное показание может только повредить, доказывая ничтожность его способов защиты, не говорите больше ни слова. Выведите свидетельницу из зала.
Жюльетта покинула зал среди всеобщего сочувствия, и каждый говорил, когда она проходила мимо:
– Вот образец любви к брату! Она ничего не добилась, но от этого ее поступок не становится менее благородным и достойным уважения и восхищения всех честных сердец.
Она вышла, ее триумф помешал выслушать восхитительное выступление королевского прокурора. Он произнес грозную обвинительную речь в адрес человека, который, отняв у господина де Серни обожаемую супругу, составлявшую счастье его жизни, подло лишил его и самой жизни, потерявшей с утратой чести всякий смысл; человека, который, находясь в самых высоких слоях общества, встал на путь преступлений и втоптал в грязь славное имя добродетельной семьи де Луицци; человека, который… которого… и т. д. и т. п.
Ораторское шипение помощника прокурора длилось сорок пять минут, защита не отстала и продолжалась сорок шесть минут, резюме, чудовищно непредвзятое, продолжалось двадцать одну минуту, совещание присяжных заняло тринадцать минут, итого через два часа двадцать пять минут барон де Луицци был единодушно приговорен к смертной казни.
После выступления Жюльетты барон ничего не слышал и не слушал. Все, что могли сказать против него или за него, стало ему безразлично. Невыразимая ярость овладела им, в последнем ударе, который ему нанесли, он узнал руку Дьявола, то, что Жюльетта покинула зал суда благородной и прославившейся, а он выйдет из него обесчещенным и приговоренным, показалось ему убедительным доказательством того, что в этом мире торжествует только зло; в результате он вернулся в тюрьму с непоколебимой решимостью обратиться за помощью к силам ада, какую бы цену у него ни потребовали, если его спасение еще возможно: он позвал Сатану.
– Хорошо, хозяин, – смеялся Дьявол, – общество оказалось мудрее тебя, оно вспомнило древнюю историю о человеке, который попросил счастья для своих детей и увидел, как они уснули вечным сном. Оно приговорило тебя к счастью, тот выбор, который ты должен был вскоре сделать в соответствии с нашим договором и который казался тебе таким трудным, оно сделало за тебя.
– Ты думаешь, я соглашусь с его приговором?
– А как ты собираешься выкрутиться?
