— Зачем кому-то считать бабочек? — не понял Финн.
— Спроси при случае моих родителей. Они постоянно занимаются чем-нибудь подобным.
Море было такое бирюзовое! Такое прозрачное! Рифы на дне видны как на ладони. А на берегу пока хватает глаз — яблоневые сады. Пчелы и бабочки без счета кружат в бело-розовом мареве. Птицы поют — белые, черные, коричневые, пестрые, всякие. Чайки кружат над пляжем. Вороны уселись на шпиль одной из башен.
— У тебя с родителями сложные отношения, Да? — заговорил Финн.
— А у тебя с Хлоей?
— Это трудно объяснить. И касается только нас с Хлоей.
— Ты хочешь знать все, а сам ни на один вопрос толком не отвечаешь.
Волосы у него на солнце отливали золотом, а глаза — бирюзой, как море. В уголках губ снова появились милые морщинки. Видели бы его сейчас те две красотки из музея!
— Осторожно, Финн. Когда улыбаешься, ты похож на человека.
Он дернул меня за мои рыжие космы:
— Осторожно, Эллисон, не заходи так далеко, иначе мне придется быстро прервать наше волшебное путешествие. Скажи лучше, откуда у тебя шрамы на ноге?
— Несчастный случай, — выдала я стандартный ответ.
Дальше обычно следовал вопрос, была ли это автомобильная авария. Пусть будет авария, я всегда так и отвечала.
— А что случилось на самом деле? — посмотрел на меня Финн. — Я же умею читать мысли — забыла? Правда, только когда гляжу тебе в глаза. Я не говорил?
— Нет. Ты забыл меня предупредить. И о нимфах тоже. Ты такой забывчивый, Финн.
Он пожал плечами:
— Я тебе уже говорил — есть вещи, о которых тебе лучше не знать.
Говорил. Что такого страшного таится в их мире, о чем посторонним нельзя знать? Или у них как у мафии: того, кто слишком много знает, приходится убить?
— Как-то так, — подтвердил Финн. — Так что за несчастный случай?
— Упала со скалы в ущелье, пролежала там два дня, пока меня не нашли.
— Ты могла погибнуть, — посочувствовал он.
Ненавижу эту историю. Пора сменить тему.
— Что там за крепость на скале?
— Школа, — ответил Финн.
— А что за каменный круг? Удивительно, как он здорово сохранился. Совсем нетронутый. Или он не такой уж старый?
— Намного древнее Стоунхенджа. Просто не разрушенный. Это одно из наших учебных пособий. Ты же знаешь, что Стоунхендж выстроен по солнцу и в соответствии со сменой дня и ночи. Ты не друид, поэтому детали тебе знать не положено, но всем известно, что каменные круги служат для занятий астрономией, астрологией и подобными науками.
— Астрологией? Вас тут учат управлять небесными светилами или как?
Я не смогла скрыть иронию. Ни Эмма, ни Камилла не увлекались эзотерикой, зато ею была одержима Бонни МакРид, моя одноклассница с литературных курсов. Она всегда таскала с собой в кармане какие-то обереги и даже магический маятник. Камилла в шутку иногда просила ее погадать. Бонни гадала, маятник качался, но предсказания никогда не сбывались.
Вместо ответа Финн опять вернулся к моей нелюбимой теме:
— Как ты смогла выжить при падении в ущелье? Ты же была совсем маленькая тогда. Ты с тех пор боишься темноты?
— Думаю, да. Мне пришлось одной пролежать в темноте долгое время. Я уже готовилась к визиту стервятников.
На этот раз он посмотрел на меня своими бирюзовыми глазами с настоящим сочувствием.
— Когда я пришла в себя после падения, вокруг было совершенно черно. Я была одна. Все тело болело. Полная неопределенность и неизвестность. Потом, когда меня спасли, я часто стала просыпаться в темноте.
— Темнота тебе не враг, Эллисон.
— Ну да, хорошо тебе говорить, ты к ней привык, ты уже целую вечность сторожишь Врата в темном подземелье Эдинбурга.
— Да, может быть, я слишком долго торчал в темноте. И давно перестал ее бояться. Вот как ты не боишься Хлои. Или меня.
— А разве я должна тебя бояться?
— Я другой. Я эльф. Чужого и незнакомого всегда боишься.
Интересно, эльфы умеют целоваться? Уверена, что умеют. Такие губы просто созданы для этого занятия. Впрочем, меня еще никто никогда не целовал, я вообще еще не знаю, каково это.
Финн выпрямился и стряхнул песок:
— Пошли.
Ну вот! Опять «пошли»! Почему он такой желчный и злой?
— Еще пять минут, — взмолилась я.
— Пошли, времени нет. Мне еще в колледж тебя отвозить.
Опять этот эльфийский тон! Да, не забыть бы впредь: не смотреть ему в глаза, пусть не читает мои мысли!
Как здесь тихо! Только звуки природы и тишина! Как же, оказывается, шумно в городе! Здесь не ревели моторы автомобилей, не грохотали поезда, не летали самолеты. Тихо и спокойно. Идиллия.
Финн поднял что-то с земли.
— Что это?
Это был леденец, выпавший у меня изо рта и теперь весь облепленный песком.
— Ладно, идем, — приказал Финн.
Я стряхнула с ног песок, надела носки и ботинки. Но песок уже попал внутрь и мешал.
— Мне нужно еще раз вытряхнуть ботинок, — объявила я и уселась на землю.
Финн застонал, опустился передо мной на колени и помог мне отряхнуть ногу, отчего мне стало щекотно и я хихикнула.
— Щекотно? — удивился Финн.
— Еще как! А знаешь, у Камиллы самое щекотное место — под коленками. Когда она сердится, достаточно потрогать ее коленку — и она от смеха упадет со стула.
Финн натянул на меня носки и ботинки.
— Ну теперь-то пошли? — Он протянул мне руку.
Меня слегка ударило током. Не сильно. Финн рывком поднял меня на ноги, и я оказалась к нему вплотную: если бы встала на цыпочки — дотянулась бы до его губ. Финну нужно было всего лишь немного наклонить голову. Я почти узнала, как целуются эльфы, но Финн отодвинулся от меня на почтительное расстояние.
— Ну, идем, — скомандовал он жестко, как будто был зол на меня.
Ему, конечно, было на что сердиться. Я отнимала у него слишком много времени и сил.
— Ну, пошли, если надо, — вздохнула я.
Чует мое сердце — спокойной жизни мне больше не видать. Что-то будет дальше?
Зал друидов
— Финн? Фионнгалл Лаогхейр, это правда ты?
Мы поднялись в крепость и оказались перед огромными воротами, через которые можно было прогнать стадо слонов. В створке ворот открылось смотровое окошко и потом калитка в человеческий рост. А Финн между тем даже не успел постучать.
