Он любил ее не только за красоту, но и за робость, неуверенность, проглядывающие на лице сквозь сияние любви.
Это была как раз такая свадьба, о которой он мечтал всегда, но думал, что она невозможна.
Маркиз помог Идоне сесть в экипаж и положил букет белых орхидей ей на колени. Их взгляды встретились, и он понял — ее чувства настолько сильны, что выразить их словами невозможно.
Всю дорогу до церкви они молчали. Маркиз держал ее за руку. Лошади остановились, и маркиз тихо проговорил:
— Я люблю тебя, дорогая.
По его телу пробежала дрожь, подобно волне прилива.
Священник ждал.
Алтарь был украшен белыми лилиями, звуки органа очень тихи, в церкви никого не было.
Когда Идона встала на колени рядом с маркизом и священник благословил их, она была уверена: ее мать и отец смотрят на них с небес, и они счастливы за дочь, нашедшую такую же любовь, которую познали они и которая дала им все, чего они желали.
Возвращаясь из церкви, маркиз целовал пальцы Идоны один за другим.
— Я думаю, моя драгоценная, хотя это и очень необычно, но мы лучше начнем наш медовый месяц у тебя в доме.
Она удивленно посмотрела на него и спросила:
— Ты хочешь сказать, мы остаемся здесь? Я думала…
— Я говорил тебе, что в первую ночь, когда я спал в спальне твоего отца, я уловил какую-то удивительную атмосферу, которой больше нигде не встречал. И теперь я знаю — это атмосфера любви, и я хочу, чтобы именно в ней началась наша супружеская жизнь.
Идона восторженно воскликнула:
— Как я счастлива! Как прекрасно! Не обижайся, но я предпочла бы свой дом. Даже с тобой в твоем большом доме я бы чувствовала себя немного чужой.
— Ты привыкнешь, — пообещал маркиз. — А здесь нам ничто не помешает.
Он помолчал, прежде чем сказать:
— Поговорим об этом позже, но мы должны обязательно привести в порядок этот старый дом, вернуть ему прежний блеск и сохранять его как место, где мы всегда можем уединиться и говорить друг другу о любви.
Глаза Идоны сияли от радости. Она сказала:
— Только ты мог такое придумать! Замечательно! — И еле слышно добавила: — Получается, ты меня выиграл в азартной игре.
— А любовь и есть азартная игра, — тихо ответил маркиз. — Я выиграл самое драгоценное в мире — тебя.
Слезы счастья мешали Идоне произнести хоть слово.
Она поняла, что его деликатность подсказала ему устроить ужин не в большой столовой, где она бы вспомнила об ужине с Клэрис Клермонт, а в будуаре — между спальней хозяина и комнатой Чарльза II.
Этой комнатой редко пользовались, но, к удивлению Идоны, именно там, среди цветов, был накрыт стол.
Маркиз привез из Лондона гвоздики, розы, орхидеи.
Комната стала похожа на сад, и Идона почувствовала, что он как бы поместил ее на очаровательный необитаемый остров, где нет никого, кроме них.
Но прежде чем они приступили к ужину, он открыл шкатулку и вынул необычайной красоты бриллиантовое ожерелье.
— Свадебный подарок моей любимой, — объяснил маркиз. — Я не покупал его. Оно принадлежало моей матери и было ее любимым украшением. Я всегда знал: никто, кроме моей жены, его не наденет.
Идона коснулась пальцами сверкающих камней.
— Оно очень красиво. Как только я смогу тебя отблагодарить?
— Я потом тебе скажу, как, — улыбнулся маркиз.
За ужином им прислуживали слуги маркиза. А повар приготовил блюда, вкуснее которых Идона никогда не ела.
Идона никак не могла поверить, что маркиз рядом и что все это не сказка, которую она рассказывала сама себе и в которую верила.
— Нет, все это правда, — сказал нежно маркиз, догадавшись о ее мыслях.
И она рассмеялась:
— Если ты всегда сможешь читать мои мысли, мне незачем вообще что-то говорить. И люди подумают, что я немая.
— Я многое хочу сказать тебе и многое услышать от тебя, — ответил маркиз, — но у нас полно времени на это — вся жизнь.
— И ты уверен, что я не надоем тебе за столь долгий срок?
Она спросила полушутя-полусерьезно. А маркиз решил, что она имеет в виду женщин вроде Клэрис Клермонт.
— Все другие женщины остались в моем прошлом. Та, о ком ты думаешь, уже нашла другого, он покупает ей дом, который не купил я.
— А рубиновое ожерелье? — спросила Идона.
— Я подарил ей его как прощальный подарок, — сказал маркиз. — Но, в общем-то, такого рода вопросы тебе не следует мне задавать.
— А почему? — спросила Идона.
Маркиз догадался — она не поняла, и рассмеялся.
— Хотя ты можешь меня спрашивать о чем угодно, дорогая. Но я хочу, чтобы ты поверила — в моей жизни больше не будет никаких Клэрис Клермонт. И слава Богу, никто не станет меня заставлять жениться на Роузбел или еще на ком-нибудь.
Идона протянула ему руку через стол.
— А если бы в то утро я не умчалась на лошади в лес, чтобы избежать встречи с тобой? Я ведь думала, ты старый, ужасный, и я очень боялась маркиза Роксхэма, который стал владельцем нашего дома и имения.
— А вместо этого ты не только не возненавидела меня, но и спасла мне жизнь.
— Ты знаешь, когда я сегодня думала о том случае и боялась, что больше никогда тебя не увижу, я поняла: уже тогда я любила тебя.
Маркиз тихо вздохнул, и Идона продолжала:
— Наверное, какие-то неведомые силы сделали так, чтобы мы встретились. Но я сначала не поняла.
— И самое главное, чтобы они удержали нас вместе, — сказал маркиз. — Не позволили нам потерять друг друга.
Он взял ее на руки.
Идона думала, маркиз собирается ее поцеловать, но вместо этого он понес ее в комнату отца.
Там было все как всегда, только в вазах по обе стороны кровати и на столе подле окна стояли белые орхидеи и лилии.
Горели две свечи, ярко пылал огонь в камине.
Маркиз, глядя на Идону сверху вниз, сказал:
— Я люблю тебя, дорогая, и не собираюсь пугать, но пойми: этой ночью я хочу быть к тебе еще ближе, чем прошлой.
— Ты вчера ушел… ночью… а я поняла… как сильно тебя люблю, — тихо призналась Идона.
Она подумала, маркиз зацелует ее, но вместо этого он расстегнул ожерелье, прикоснулся к ее губам, потом к шее.
Ощущения, совершенно незнакомые, охватили Идону. Она почувствовала, как внутри разгорается пламя в ответ на его поцелуй, опаливший губы. Она не замечала, что он снимает с нее платье.
