В семнадцатом — восемнадцатом столетиях в Лондоне во многих частных домах имелись свои часовни.
Большинство из них были построены предприимчивыми людьми, которые больше заботились о собственной выгоде, а вовсе не о спасении души.
Часовни не были освящены, но имели права на заключение «первых браков», что означало возможность обойтись без лицензии, без оглашения и без родительского благословения.
Подобные браки считались законными, но обходились недешево. Паству привлекали вдохновенные проповеди и хорошая музыка.
Мейфэрская часовня в Лондоне была одной из самых известных.
Герцог Гамильтон встретил Элизабет Ганнинг в доме лорда Честерфилда в 1752 году. На следующий же вечер он послал за приходским священником, чтобы тот обвенчал их.
Но священник отказался совершать обряд без надлежащих бумаг.
Тогда герцог привез Элизабет в Мейфэр, где они и обвенчались. Церемония окончилась в половине первого ночи.
Была часовня в Баркли, были и многие другие; в те времена средний заработок проповедника составлял 50 фунтов в год.
Домашние часовни нередко отличались пышностью убранства от приходских церквей.
Например, часовня в Баркли внутри была драпирована розовым бархатом, и тяжелые портьеры крепились на бронзовых карнизах.
Глава 1
1818
Граф Инчестер зашел в Уайт-Клуб.
Как только он переступил, порог гостиной, ему показалось, что прошлое вернулось.
Граф не удивился бы., если бы увидел Красавчика Бреммеля на его излюбленном месте в оконной нише.
Но Красавчик Бреммель был выслан на континент еще два года назад.
Инчестер огляделся в поисках знакомых.
Кто-то окликнул его:
— Инчестер!
Граф увидел на другом конце зала своего старого друга сэра Антони Кесуика и пошел к нему навстречу, между тем как сэр Антони озабоченно говорил:
— Ты здесь редкий гость. Гас! Я думал, мы потеряли тебя навсегда!
Граф слегка улыбнулся и опустился в кожаное Кресло рядом с ним.
— Я жив, — сказал он. — Но и только!
— Неужели твои дела так плохи?
— Хуже некуда.
— Ну так давай выпьем!
— Только, если за выпивку платишь ты.
— Ты совсем на мели?
— Это еще мягко сказано.
Сэр Антони подозвал официанта и заказал бутылку шампанского.
— Я вижу, тебе надо взбодриться, — сказал он. — Что случилось?
— Не хочется об этом рассказывать, — ответил граф, — эти разговоры наводят на меня тоску. Я потерпел поражение, Тони, поражение во всем, за что бы ни брался!
— Мне просто не верится! — воскликнул сэр Антони.
Граф вздохнул.
— Я приехал в Лондон, чтобы испробовать последний шанс на спасение. Если и он провалится, мне останется только пустить пулю в лоб.
Официант принес и открыл шампанское.
Сэр Антони подал один бокал другу, другой поднял сам.
— Давай выпьем за тебя, — сказал он. — Вот увидишь: удача еще улыбнется тебе?
— Дай Бог, чтобы ты оказался нрав, — ответил Инчестер.
Отпивая шампанское маленькими глотками, граф оглядывал собравшихся в этот час в гостиной клуба.
Вокруг были все новые лица. Старых знакомых попадалось немного.
Все пили, казалось, нимало не заботясь о тех, кто пострадал во время и после войны.
Граф увидел герцога Норфолка.
Как обычно, тот поглощал неимоверное количество спиртного, не сомневаясь при этом, что его собутыльники окажутся под столом намного раньше, чем он.
Герцог, известный как Хитрец Норфолк, мог пить с полудня до рассвета, оставаясь на ногах.
На подобные подвиги был способен не каждый.
Бывалые выпивохи Сент-Джеймса славились тем, что пили вино бутылками, но это кончалось тем, что все они валились с ног, так что, по-своему, Норфолк был личностью выдающейся.
О нем ходили дюжины невероятных историй, подобных той, как в Бифштекс-Клубе за один присест герцог уничтожил пять ромштексов и выпивал при этом несколько бутылок портвейна.
Граф с отвращением отвернулся.
'« Он подумал, что такое тошнотворное излишество могли теперь позволить себе не многие из его ровесников.
Сэр Антони заметил, как изменилось лицо Инчестера.
— Позволь мне предложить тебе пятьсот фунтов.
Граф покачал головой.
— Спасибо, Тони. Ты всегда был хорошим другом, но я никогда не стану нахлебником. Ни твоим, ни чьим-нибудь еще.
Сэр Антони с беспокойством спросил:
— Уж не собираешься ли ты обратиться к ростовщикам ?
Впрочем, ответа на этот вопрос не требовалось.
— Ты ни в коем случае не должен делать это! — воскликнул сэр Антони. — Я видел многих, кого они высасывали досуха, а потом бросали без всяких средств к существованию.
— Вот и я примерно в таком же положении, — с горечью ответил граф.
Он понимал, что все это — последствия войны.
В каком-то смысле мирная жизнь оказалась еще тяжелее, чем сражения с «непобедимой» армией Наполеона.
Одно дело — подвергаться смертельной опасности на поле битвы, но при этом верить, что защищаешь свою страну и чувствовать себя героем.
И совсем другое — вернувшись домой, увидеть обветшавшие разрушенные жилища, невозделанные поля, потому что некому было обрабатывать их. Все здоровые мужчины ушли на войну.
К тому же последние два года сельскохозяйственные банки отказывали в кредите. Многие фермеры обанкротились, потому что не стало рынков сбыта для того, что они выращивали.
«Трудно, — думал граф, — в таком положении не впасть в отчаяние».
Особенно тяжело было видеть людей, которые честно служили своей стране, а при демобилизации не получили ни пенсии, ни наградного пособия, ни даже простой благодарности.
Граф допил шампанское, и сэр Антони вновь наполнил его бокал.
— Что ты собираешься делать, Гас? — тихо спросил он.
— Собираюсь, — резко ответил граф, — ползти на коленях к Растусу Груну.
Сэр Антони с ужасом воскликнул:
— Нет, только не к Груну! Неужели ты уже попался этой акуле в пасть! Это просто безумие!
