Об имени заговорили на третий день после выписки из роддома. Хотя все было уже сто раз обговорено, Марина делала вид, что вопрос этот пока не решенный, и Шура злился.
В те времена мама еще пыталась разводить дипломатию. Вела долгие душеспасительные беседы с Мариной. Они смеялись, подшучивали над Шурой, а когда он входил, весело переглядывались и замолкали. За этой идиллией он явственно ощущал мамино отчаяние и Маринино презрение. И ничего не мог сделать.
Марина тогда уехала в институт. Они сидели на кухне, и мама говорила шепотом:
– Шуренька, ты знаешь, я тебя ни о чем не прошу, но это сделать надо. Для папы.
– Для папы? А папа сам не может сказать, что для него надо? Это ниже его достоинства, да?
– Тихо, тихо!
Мама испуганно озиралась, а Шура специально говорил громко.
Когда-то давно, в домаринины времена, они действительно обсуждали эту тему. Дедушка Григорий, папин отец, умер за несколько лет до Шуриного рождения. Папа всегда говорил, что Шуриного сына хорошо бы назвать Гришей. Хотя и говорить не надо было, все было очевидно. Это была их семья, и они ждали своего наследника. Шура расспрашивал о деде, ему было спокойно, и он уже тогда был счастлив.
Мама прикрыла дверь и заговорила еще тише:
– Марина не должна возражать, правда?
Шура вскочил с места и шваркнул табуреткой:
– Мам, она что, зверь дикий? Откуда у вас такая ненависть?!
Он говорил ерунду – и знал это. Ненависти не было, было отторжение, причем в критические моменты родители даже будто пугались за сына, говорили, что он должен быть терпимее, что не надо рубить с плеча. А он и не собирался. Просто когда отношения с домашними натягивались до предела, они, не сговариваясь, разыгрывали ссору и порой так заигрывались, что уже сами не понимали, где кончается спектакль и начинается жизнь. После этого он чувствовал опустошение, а Марина говорила:
– Вот теперь твоя мама довольна.
И это опять была полная чушь, потому что мама пугалась не на шутку и корила себя, что, возможно, спровоцировала этот скандал. Шура чувствовал себя извергом. Но потом страсти спадали, все возвращалось на круги своя, и опять он ловил в мамином тоне надменные нотки и кричал на нее, она возмущалась, а потом убегала в свою комнату, и отец ее утешал. Шуру он при этом не замечал.
Когда ждали Гришку, Шура любил рассказывать о семье, Марина слушала, задавала много вопросов и казалась абсолютно счастливой. Только бы родился сын…
– В конце концов, это наш ребенок, а не твоих родителей, согласись!
Шура молчал. Гришка спал на их кровати и шумно причмокивал губами. Марина осторожно вытащила у него соску. Тогда считалось, что это вредно, и Марина старалась следовать дельным советам. Гришка скривился, но не проснулся.
– Посмотри, какой он пусечка! Он же маленький, и имя у него должно быть маленькое, хотя бы в детстве. Знаешь, что мне нравится? Вадик или Толик.
Шура внимательно посмотрел на Марину:
– В честь Борцова, что ли?
Марина хмыкнула:
– Зачем нам еще один чудик?
Шура вытаращил глаза:
– Чудик?!
Марина тяжело вздохнула:
– А кто же? Это он только для тебя герой. Шурик, его ж никто серьезно не воспринимает!
Шура рассмеялся:
– Как он тебя допек, а?
Марина посмотрела на него сочувственно:
– Дурак ты, Шурка! Я только ради тебя его терплю, супермена этого…
Он тогда ничего не понял, да и не особо вникал, однако имя «Вадик» отверг категорически, равно как и «Толик». Хотя тогда ни он, ни она не знали, что в жизни появится Анатолий Палыч.
То, что сына назвали Гришей, Шура считал своей главной победой. Уже позже, во время очередной стычки, выяснилось, что это не совсем так. Мудрая теща посоветовала Марине не связываться и в этом вопросе уступить Ботаникам, раз это для них так важно.
Каблан Лева позвонил сам. Хвалил статью, благодарил.
– Но работа не доделана.
– В каком смысле?
– Журналов-то у нас нет.
Шура удивился. В Беер-Шеву журналы доставил Витек, шофер из соседней пекарни. Он сам помогал грузить их в Витькин пикап и лично выдал ему оговоренные двести шекелей.
– Шофер сказал, что все выгрузил у вас на складе.
– А зачем они мне на складе? Реклама должна работать. Их нужно распространять по русским магазинам. А кто это будет делать? Пушкин? Или может я? За что я вам деньги плачу?
Именно вопрос денег Шура и должен был обсудить с Левой. Тот внес мизерную предоплату и обещал выплатить всю сумму после выхода статьи.
– Но это не наша работа.
– А чья? Мне все равно, кто это сделает. Главное, чтобы работа была выполнена.
– Но вы понимаете…
Шура тянул время. Не хотелось казаться профаном в коммерческих вопросах. Главное, он не знал, о чем конкретно договаривался Миша с этим Арье. С Гарина станет: наобещает золотые горы, а потом голову в песок.
– наш офис в Натании. Мы же не можем ехать на другой конец страны. И потом у нас журнал. А все остальное, мне кажется, уже ваша забота.
Шура остался доволен своей формулировкой.
– Вам кажется. Короче, хотите получить деньги – займитесь распространением. Какие вопросы – звоните.
У Гарина телефон не отвечал. Видимо, опять на важных переговорах. А потом Шуре расхлебывать. В его обязанности входило находить нужные контакты, назначать встречи, а Миша на эти встречи ездил и выдвигал коммерческое предложение.
Три экземпляра журнала Шура переправил маме с оказией. Мама сразу позвонила, и голос у нее был удивленный и радостный. Сказала, что не ожидала от Шуры такой прыти. И как он решился! Она уже всем рассказала. Изабелле Петровне, Машеньке. Даже Борцову позвонила. Он поначалу не поверил, но она сказала, что среди членов редколлегии есть Шурино имя. Тот долго расспрашивал подробности, но она же практически ничего не знает.
– Шуренька, а как все-таки с работой?
– С какой работой?
– Ну, по специальности…
– А я, по-твоему, что делаю?
– Нет, это, конечно, очень интересно, но.
– Что – но?
– Шура, но это же временно.
Настроение испортилось. Пропало желание что-то объяснять, да и пререкаться не хотелось. Она всегда считала его неудачником, хотя вслух рассуждала о его высоком потенциале. Даже когда он получил патент, она расстроилась: кому это теперь нужно?
Открылась дверь, и в комнату вошла Маргарита.
– Ой, а ты вроде не собиралась сегодня приходить.
