«Но день придет, и звезды среди дня Заблещут в небе только для меня Тогда прощайте, серые дожди! И здравствуй, жизнь, и счастье — впереди!
До чего хочется, чтобы эти слова Эдит Пиаф сбылись и в моей жизни. Чудная, добрая Иева Александровна! Она так долго уговаривала мою маму, что, наконец, убедила. Мне разрешили посещать уроки пения в клубе и учиться играть на пианино у Тагила дома. Найковский ходит злой и со мной почти не разговаривает. Он и слышать не хочет о том, чтобы я кончала среднюю школу. Пятнадцать лет, мол, — тот самый возраст, когда человек может уже сам зарабатывать себе на хлеб. Мама ругается с ним чуть ли не каждый день.
Я работы не боюсь, но так не хочется бросать пение».
* * * Возле плаката с боксером вот уже несколько дней толпились мальчишки, обсуждали, спорили.
— Это нечестно, — возмущались младшие. — Почему только с тринадцати? Мы тоже хотим.
— Ничего не поделаешь, закон есть закон, — пожал плечами Даумант, добровольно взявший на себя организацию секции бокса. — Еще годика два придется потерпеть. Не вешайте носы! По себе знаю, годы летят, как на крыльях, и...
— Ты нам зубы не заговаривай, — перебил его брат Зайги четвероклассник Угис. — Скажи лучше — нам разрешат хотя бы смотреть, как вы тренируетесь?
Его осенила идея — организовать свой, нелегальный кружок: надо только посмотреть, как тренируются старшие ребята, и тогда уж они покажут.
— Я спрошу у тренера, может быть, он и разрешит, — отделался Даумант от малышей.
Ко всеобщему удивлению, в секцию бокса записались Петерис и Профессор, самые слабые мальчики из восьмого «б».
Петерис не терпел бокса, как и все, что было связано с применением грубой физической силы. Но у него были свои доводы, которыми он поделился только с Даце.
Профессор был убежден, что человек, обладающий сильной волей, может добиться всего. Вместе с отцом они составили режим дня, которого строжайше придерживались, и нарушали его только в чрезвычайных случаях. Мать Яниса была в ужасе, глядя, как отец и сын, после ежедневной пробежки по саду, обливаются холодной водой. По выходным дням они совершали длительные переходы пешком или на лыжах. И волей-неволей мать была вынуждена признать, что не отличавшиеся особым здоровьем сын и муж нынешней зимой даже не кашляли, не говоря уж об ангинах и гриппах.
Познакомившись с биографией трехкратной чемпионки Римской олимпиады американской спортсменки Вильмы Рудольф, Янис решил достичь успеха в нескольких видах спорта, начав с бокса. Не беда, что у него не развиты мышцы. Вильма Рудольф в детстве болела полиомиелитом, с трудом ходила и только благодаря сильной воле и настойчивости стала «черной газелью» — одной из выдающихся спортсменок мира. А наш Валерий Брумель! Рекордсмен мира по прыжкам в высоту! После тяжелейшей аварии, в которую он попал, родные и друзья думали, что он не выживет, а о его возвращении в большой спорт никто и не мечтал. Он раньше срока начал ходить, вторично сломал лодыжку, перенес еще несколько сложных операций, но нашел в себе силы вернуться на спортивную арену.
— Лучше цацкайся со своей химией, там у тебя, по крайней мере, получается, — от души посоветовал Имант Профессору. — С такими, как у тебя, граблями в бокс и соваться нечего.
— Поспорим, через год нокаутирую, — завелся Профессор. Имант отвернулся, не желая больше разговаривать на эту тему.
— Даумант исправился, — рассматривая новый номер стенной газеты, констатировала Зайга.
— Ты только что заметила? — удивилась Байба.
— А вдруг он все это делает для того только, чтобы угодить тебе?
— Почему мне? — не поняла Байба.
— Ну, потому что... — замялась Зайга, — девочки утверждают, что он тебя... что ты...
Байба вспыхнула.
— Помешались вы все окончательно! Сами же поручили с ним заниматься, а теперь насочиняли невесть что, — рассердилась она. — Можете сами с ним нянчиться! С меня хватит!
И, схватив портфель, Байба бросилась по коридору бегом.
— Чего ты психуешь? Постой! — крикнула Зайга вслед. Несколько дней Даумант ходил недоумевая — никак не мог понять,
что стряслось с его соседкой. Байба почти не разговаривала, отворачивалась, даже не смотрела в его сторону, словно между ними выросла невидимая стена.
* * * В четверг, как обычно, из школы оба вышли вместе. Был теплый апрельский день.
— Пройдемся по парку! — предложил Даумант.
— Можно, — безучастно согласилась Байба.
Вода в канале серебрилась на солнце. Возвратившиеся домой скворцы раскачивались на ветках и радостно щебетали. Старушки расположились на освещенной солнцем скамейке, кормили крошками голубей и изредка переговаривались. Из земли, словно зеленые острые копья, пробивались ростки тюльпанов.
— Ты заметила, ранней весной у каждого дерева свой оттенок. Березы издали кажутся фиолетовыми, плакучие ивы — зеленовато-серыми, верба — красной и даже оранжевой. — Даумант обладал удивительным чувством цвета. — Каждый человек тоже имеет свой цвет, который выражает его сущность. Санита, например, желтая, Анна — красная, Близнецы — розовые, Даце — зеленая, Профессор и Клав — синие.
— А мой цвет какой?
— Белый.
— Почему? Мой любимый цвет — голубой,
— Потому что в моем восприятии ты белая и чистая, как цветущая яблоня.
Байба смутилась. А что если Зайга сказала правду? — не в первый раз подумала она.
— В последние дни ты такая мрачная. У тебя что-нибудь болит? Или дома что-нибудь случилось?
Байба помотала головой.
— Если отчим тебя тронет, только скажи, я ему...
— Даумант, я должна тебе что-то сказать, — замялась Байба. —
