Утренний обход Саша провела быстро. Больных на первом было всего шесть человек, да и те нуждались только в профессиональном уходе. Никакой особой врачебной помощи им не требовалось.
— Александра Ивановна, есть предложение приступить к чаепитию.
Сергей Николаевич оторвался от очередной стрелялки и, тут же поглощенный игрой, опять уткнулся в компьютер, забыв о чае. Широкие пальцы забегали по клавиатуре.
Галатия, Этруски и Думноны за два дня игры превратились в протектораты Римской империи. И если б телефонный звонок не отвлек от игры — он бы не допустил, что бы Кельская конфедерация так близко подошла к границам его владений.
Сергей Николаевич направил курсор вверх экрана. Дом Актавианов уступил первенство дому Юлиев. Отставной подполковник довольно засопел. Движущиеся на экране Арвены уже были беспомощны перед интеллектом подполковника.
Спустя двадцать минут в Рим въехал легат с приторианской гвардией. Сергей Николаевич досмотрел победный ролик, просчитывая в уме допущенные ошибки.
Как хорошо, что в игре можно перезапустить программу, оживить героев и недругов и начать все с начала. В жизни нельзя ничего переиграть Сергей Николаевич неохотно вышел из игры. Он внимательно посмотрел на новую докторшу. Занесло ж ее сюда.
— Так, что насчет чая? Или может по — чуть — чуть?
Сергей Николаевич красноречиво посмотрел на свою тумбу. Чтобы не смущать коллегу, Саша нарочно подошла к окну и стала смотреть на прогуливающихся пациентов. Скрипнула дверца, в ординаторской запахло дорогим коньяком. Можно возвращаться к столу и включать чайник.
Маленькая женщина со второго этажа не спеша прогуливалась перед окнами ординаторской. Медленно, как в кино, женщина начала оседать на землю. Еще немного и она б упала, но опытная нянечка вовремя подоспела.
— Сергей Николаевич, вашей пациентке плохо!
— Где плохо?
— На улице, — Саша махнула рукой, показывая на сад.
Он недоуменно посмотрел на Сашу и когда сообразил, что это не касается его игры, где он уже выиграл, и плохо никому не могло от этого быть, кроме поверженного виртуального противника, бросился с ординаторской.
Он выбежал в сад, когда обмякшую, похожую на тряпичную куклу, Веронику Ивановну усаживали в коляску.
— Сергей, что — то мне совсем не хорошо, — одними губами прошептала Вероника Ивановна. — Умираю?
Он ничего не мог ей ответить, на ходу пытаясь нащупать нитевидный пульс. Он давал какие — то распоряжения медсестре, а в кресле снова умирала его Женька.
Сергей Николаевич без стука ворвался в кабинет главврача.
— Елена Евгеньевна, ты сума сошла! Я же говорил, не надо давать лекарство! Ты же видишь, какие последствия от твоих витаминов!
— Сергей, прекрати истерику! Что случилось?
— Веронике стало плохо! Ей нужна реанимация!
Какая реанимация! Где эта реанимация в центре! Что он несет?! Елена судорожно соображала, что делать и не столько с больной, как с Сергеем.
— Я тебя предупреждаю, если она умрет, я… Я молчать не буду! Слышишь! Я сейчас!
Дверь кабинета с грохотом закрылась за Крапивиным. И Елена Евгеньевна никак не могла придти в себя до тех пор, пока он опять не вернулся. Пустые мысли пульсировали в голове. Она знала, что самое главное — успокоиться и не поддаваться на шантаж. А разве то, что происходит можно назвать иначе?
— Что это? — Елена излишне брезгливо повела рукой. Бриллиантовая россыпь на этот раз не имела успокаивающей силы.
— Это Елена — приговор. Я с этими бумагами завтра утром пойду в милицию! Ты слышишь?! И…
— Значит, ты пойдешь в милицию, я тебя правильно понимаю? И мы, дружочек, сядем вместе. Или думаешь выйти сухим из воды?
Спокойный голос Елены выбивал почву из под ног.
— Мне все равно. Но я не позволю…
— А до этого позволял? Сколько ты записал наблюдений на этой бумажонке? Два, три? А зарплату ты за что получал? За лечение?
Елена Евгеньевна поднялась из — за стола. Резкий голос заставил Крапивина попятиться к двери. В ординаторскую Сергей Николаевич вернулся протрезвевшим. Не обращая внимания на Александру, он достал армейскую фляжку, и основательно приложился к ней. В ординаторской опять запахло коньяком.
— Я чем — то могу помочь? — Саша сочувственно посмотрела на коллегу.
— Мне уже никто не поможет. Знаешь, что я тебе скажу — уезжай ты от сюда, от греха подальше. И чем скорее, тем лучше. Поверь мне.
Он сгреб записную книжку и в сердцах бросил в портфель, отключил компьютер, нисколько не заботясь о сохранении игры. Саша хотела спросить от какого греха надо держаться по — дальше, но в дверь ординаторской постучали. Елена Евгеньевна требовала Крапивина немедленно к себе. Он только кивнул головой и криво улыбнулся.
Пошел он еще раз к Веронике Ивановне или сразу к Елене на ковер, Саша не знала. Больше она его в тот день не видела. А потом ее вызвали в десятую палату. Значит, Сергей уехал с центра. И она обрадовалась такой удаче!
Ничего серьезного у пациентки с десятой палаты не было. Повысилось давление. Скорее всего, разволновалась, когда стало плохо Веронике Ивановне.
— Принесите пустырник, — Саша обратилась к медсестре и с неохотой та покинула палату.
Через минуту медсестра вернулась в палату, неся на подносе микстуру.
— Вы можете заниматься своими делами, я останусь с Агнессой Харитоновной и потом еще измеряю давление, — Саша и сама не понимала, почему начала оправдываться перед медсестрой.
— Я тоже могу перемерять давление. — Лариса растерянно стояла посреди палаты. Елена Евгеньевна приказала глаз не спускать с докторши. И что теперь делать? Никакого предлога, что бы остаться в палате не было. Лариса нехотя направилась к двери.
Агнесса Харитоновна Саше понравилась с первого взгляда. Удивительно, насколько моложе женщина выглядела своего возраста. Она так живо и осмысленно рассказывала о своей жизни, что Саша была удивлена ее памятью, интересной и наполненной жизнью. И послевоенная молодость, и первая встреча со своим будущим мужем были настолько реально и красочно описаны, что Саша подумала, если Агнесса Харитоновна напряжет немного память, то вспомнит все страницы тех монографий, которые перепечатывала после правки мужу.
— Вы не пробовали писать мемуары?
Уходить с палаты и возвращаться в ординаторскую с намагниченной часовой стрелкой не хотелось.
— Что, вы, Сашенька, — засмеялась Агнесса Харитоновна, — самые большие вруны это очевидцы давно минувших дней. Со временем реальные события и факты путаются в голове. То, что было тогда важным и нужным, с высоты прожитых лет уже теряет свою значимость. Так что полностью доверять мемуарам не стоит. Да и рассказчик всегда выглядит лучше, чем был на самом деле, — с сожалением подвела итог Агнесса Харитоновна. Память — удивительная вещь. У каждого она своя. И только к кому Бог милостивый, тому дает время, перед тем как расстаться с жизнью, пройти ее в памяти…
