Мена уткнулась в подушку, чтобы ее смех не услышали внизу. Зачем матери знать, что мы веселимся?
Из фильмов мы также знали, что нельзя влюбляться в кого попало и выходить замуж нужно за того, кого для тебя выбрали родители. Отказаться значило навлечь позор на семью, и мы с Меной понимали, что худшего варианта развития событий и придумать нельзя. Когда влюбленные ослушивались родителей и сбегали из дому, чтобы тайно заключить брак, им приходилось жить как можно дальше от отцовского дома. Но их всегда находили, возможно, люди, которых специально для этого нанимали, и убивали, и тогда считалось, что честь семьи спасена.
Обнаружилось, что мои представления о будущей свадьбе далеки от действительности. Тара не тратила времени на объяснения: по традиции все дочери в семействе танцевали перед гостями, соревнуясь между собой, и сестра хотела, чтобы я тоже приняла в этом участие. Тара решила сама научить меня танцам. Для этого она поставила кассету в видеомагнитофон и раз за разом прокручивала одну и ту же песню, сопровождаемую танцами, чтобы я могла повторить увиденное. Я никогда раньше не танцевала, поэтому, несмотря на все усилия, у меня не получалось.
Это выводило Тару из себя.
— Да что же это такое?! Она повела рукой влево, а не вправо!
— Я стараюсь, — оправдывалась я, вертясь по комнате в попытке повторить движения на экране, но чувствовала себя неуклюжей и негибкой.
— Ты безнадежна! Даже обезьяна станцевала бы лучше.
Тара зашла мне за спину, крепко схватила меня за запястья и стала поднимать мои руки и кружить меня по комнате, заставляя правильно выполнять движения. Когда я в третий раз наступила сестре на ногу, она отпустила мои запястья и оттолкнула меня.
— Я не позволю тебе танцевать на моей свадьбе, если ты не сможешь сделать это как следует! — крикнула Тара и бросилась вон из комнаты, натолкнув меня на мысль, что, в общем-то, это неплохой вариант.
Когда Тара вернулась, я продолжала ошибаться, спотыкаясь о ее ноги и хлопая в ладоши не в такт музыке. В конце концов Тара взревела от ярости и заорала на меня, выключая телевизор:
— Забудь! Это никуда не годится! И речи быть не может, чтобы ты танцевала на моей свадьбе! Убирайся отсюда сейчас же!
Я сдержала улыбку и ушла в кухню, где Мена вопросительно посмотрела на меня, подняв брови. Я подмигнула ей.
По случаю столь знаменательного события мать купила всем нам новую одежду. Сайбер зашел к нам в спальню в чудесном белом шальвар-камиз и пожаловался на свой новый наряд.
— Почему нельзя было надеть нормальные вещи? — возмущался он, презрительно поджав губы.
Я считала, что он очень хорошо выглядит.
— Возьми мой, если хочешь, — предложила я, протягивая свой новенький голубой наряд с золотой вышивкой по краям платья и на концах шарфика. Это была моя первая новая одежда с тех пор, как мать сшила мне оранжевый шальвар-камиз, чтобы я ходила в нем в гости. Мне тогда было девять лет, но я до сих пор носила этот костюм, хотя он стал для меня немного маловат. В нем я чувствовала себя особенной, потому что это был единственный подарок, который я получила от матери.
Сайбер насмешливо улыбнулся.
— Спасибо, не стоит, — сказал он и вышел из комнаты.
— Ненавижу розовый, — заявила Мена, глядя на разложенный по кровати шальвар-камиз.
— Если хочешь, можем поменяться. Мне нравится этот цвет.
— Да, пожалуйста.
И мы поменялись одеждой. Розовый шальвар-камиз был украшен вышивкой так же, как и голубой. Когда мы обе оделись, я взглянула на сестру и решила, что она чудесно выглядит.
— Ух ты, Мена, ты похожа на принцессу! — сказала я.
Я надеялась, что сестра подумала обо мне то же самое. Мена помотала длинными черными волосами, стоя перед зеркалом, а потом позволила и мне на себя взглянуть.
Из зеркала на двери шкафа на меня смотрела незнакомка. Красивый наряд не в силах был скрыть суть того, что я увидела в отражении. На самом деле он только усугубил впечатление. Вместо принцессы я увидела жалкую маленькую девочку с печальным лицом и растрепанными волосами, потерянную и одинокую. Ей хотелось рассказать кому-нибудь, как тяжело у нее на душе. Ей хотелось найти друзей. Она не была жадной: хватило бы и одного друга. Особого друга, которому можно было бы рассказать, как она устала: от домашней работы, от побоев, от того, что ее никто не ценит. Ей было тошно из-за того, что все смеются над ней, она хотела, чтобы все это прекратилось. Ей хотелось убежать от этого, но бежать было некуда, кроме как глубоко внутрь себя. Она хотела знать, почему ей досталась такая жизнь.
Я отвернулась от своего отражения. Не было больше сил смотреть.
— Ты здорово выглядишь, — сказала Мена. Я видела, что она просто пытается меня подбодрить. — Во-от… — протянула она, заметив, какое у меня выражение лица.
Я не могла говорить от охватившей меня грусти. Я и без зеркала знала, как выгляжу, потому что была уже не той маленькой девочкой, которая впервые переступила порог этого дома. Я была другим человеком, кем-то, с кем я не была знакома.
Сайбер просунул голову в дверь и сказал:
— Мать велела, чтобы вы спускались, когда будете готовы.
Внизу все выглядело иначе. Серость и грязь исчезли, мебель передвинули, а полы во всех комнатах были застланы белыми простынями. Стены и окна украшали яркие ткани, а солнечный свет играл на блестящих побрякушках. Все это выглядело довольно привлекательно.
Мы с Меной отправились в кухню. По крайней мере мне не пришлось готовить для свадебного пира. Мать решила, что нужно слишком много еды, и организовала стряпню через кого-то, кого называла дядей. Мать заваривала чай, в то время как Ханиф мыла посуду.
— Сэм, пойди расставь бумажные стаканчики, а потом стань у двери и встречай гостей.
Я взяла стаканчики и поставила их рядом с бутылками сока и колы на столе в гостиной. Встречать гостей у двери было весело: люди принарядились в честь праздника, и все женщины были в сияющих шальвар-камиз. Наш мрачный дом никогда не видел столько света и красок, никогда здесь не было так шумно. Как людям удавалось расслышать друг друга?
Меня гоняли из комнаты в комнату: «посчитай тарелки», «принеси пиалы», «наполни солянки», «достань йогурт из холодильника», «порежь огурцы». Я все время старалась не запачкать свой новый наряд, потому что для меня, как всегда, не нашлось фартука, в отличие от матери и Ханиф.
Мать продолжала давать указания:
— Пойди посмотри, готова ли Тара. Имам должен появиться с минуты на минуту.
— Где она? — Я и забыла о Таре, на самом деле я не видела ее весь день.
— В комнате Ханиф, — бросила через плечо мать. — Она там все утро со своими подругами, готовится. Имам будет здесь в час дня. Скажи ей, чтобы не спускалась сама. Я приду за ней.
