Я побежала на второй этаж и постучала в спальню Ханиф.
— Войдите, — послышался чей-то голос.
Подруги Тары заполняли все пространство комнаты, порхая туда-сюда и хихикая. Тара сидела ко мне спиной.
— Мама велела поторопиться, — сказала я, — потому что имам скоро будет здесь. Но она еще сказала, что придет за тобой, поэтому будь здесь и жди ее.
В этот момент Тара повернулась ко мне. На ней были длинная красная юбка, такая же камиз, украшенная золотым шитьем, и золотистые туфли. Огромное золотое ожерелье в три ряда хорошо сочеталось с серьгами. Губы Тары были насыщенного красного цвета, а макияж глаз гармонировал с пылающими от волнения щеками. Моя сестра выглядела, будто только что сошла с экрана телевизора, и я в изумлении открыла рот.
— Вот это да, Тара! — прошептала я. — Ты выглядишь прекрасно.
И впервые в жизни старшая сестра улыбнулась от удовольствия в ответ на мои слова.
— Скажи маме, что я почти готова, — сказала она. — Ах, сделай одолжение, сбегай, пожалуйста, вниз и принеси мне стакан колы.
Я побежала в кухню, чтобы принести ей попить.
— Вот ты где! Порежь лук, Сэм, — отрывисто скомандовала Ханиф.
— Но мне нужно отнести Таре колы. Кстати, она уже готова.
— Тогда придется тебе резать лук быстрее.
Поэтому я только пятнадцать минут спустя вернулась к Таре и вручила ей стаканчик с колой.
— Почему так долго? — Она выхватила стакан у меня из рук, и ее прекрасный образ в моей голове разлетелся на осколки. — Я умираю от жажды. И что это за бумажный стакан? Сложно было найти для меня приличную посуду?
Я вздрогнула от голоса, раздавшегося за спиной:
— Ты готова спускаться?
Мать поднялась на второй этаж следом за мной.
Подружки стихли, и, тихо ответив: «да», — Тара подошла к матери.
Мать закрыла красным шарфиком лицо Тары и повела ее вниз. Остальные отправились следом, и я заметила, что, когда Тара достигла подножия лестницы, все разговоры стихли. Люди расходились в стороны, пропуская Тару. Все это казалось настоящим волшебством.
Рядом с окном был поставлен стул. Мать усадила Тару и аккуратно расправила ее наряд, тогда как все женщины не сводили с невесты глаз. Я слышала, как они шептали:
— Она прекрасно выглядит.
— Сколько золота дали ей родители?
— Хорошо, что она выходит замуж за двоюродного брата.
— Его родители в Пакистане, не будут ей докучать.
Мать жестом велела Мене сесть на пол рядом с Тарой. Женщины подходили к Таре и давали деньги, которые она передавала Мене, а та складывала их в дамскую сумочку сестры. Деньгами женщины упрашивали Тару убрать с лица шарфик. По комнате разнеслись вздохи восхищения, потом послышались голоса:
— Разве она не прекрасна?
— Ах, как она хороша!
— Да наградит тебя Аллах всеми сокровищами мира!
Тара светилась от счастья. Сегодня она была совершенно другой, правда, смотрела в пол, будто стеснялась похвал. Я стояла в стороне и любовалась сестрой с таким же восхищением, как и все остальные в комнате, однако я знала, что она пытается выполнять наставления матери.
Несколько дней назад я убирала в кухне после ужина, когда Ханиф и мать поучали Тару.
— Когда мы приведем тебя на первый этаж, ты не должна поднимать взгляд или улыбаться, — сказала мать.
— Нельзя, чтобы люди подумали, будто ты рада оставить родительский дом, — добавила Ханиф.
— Когда настанет время уходить, ты должна расплакаться и обнять всех нас, — продолжила мать. — Ты не должна выглядеть счастливой, иначе гости могут подумать, будто мы плохо с тобой обращались и ты рада уйти отсюда.
— Имам прибыл! — прокричал с порога Манц, и Ханиф повернулась ко мне.
— Принеси мне из кухни стул, — потребовала она. — Скорей!
Я притащила кухонный стул, который поставили рядом со стулом Тары, и на него сел пожилой человек, одетый в белый шальвар-камиз и черный жилет. Он наклонился к Таре и принялся говорить что-то — слишком тихо, и гости не могли разобрать слова. Тара старательно повторяла все, что говорил имам, а потом он встал и направился в гостиную. Стул передали мне, поручив отдать его Манцу, который ждал у входа в другую комнату.
Когда имам вошел в гостиную следом за Манцем, я заглянула туда и увидела Башира. Тот был одет в зеленый костюм, заметно нервничал и внимательно слушал бормотание имама. Мне хотелось посмотреть, что будет дальше, но мать крикнула из кухни, чтобы я пришла помочь ей подавать угощение.
Она вручила мне несколько бумажных тарелок.
— Пойди отнеси каждому по тарелке. Возьми еще пакет с вилками и тоже раздай их гостям.
Женщины сидели на полу. Я пошла по кругу, подсчитывая, сколько раздала тарелок и вилок. Мне не верилось, что в комнате находятся двадцать семь женщин и десять детей, ведь обычно мы с матерью с трудом в ней помещались.
В кухне на столешнице дымились чаши с рисом.
— Чего ждешь? Подавай гостям рис!
Следом пошли восхитительно пахнущие миски мясного карри и салата, от одного взгляда на которые у меня текли слюнки.
Подав гостям все необходимое, я вернулась в кухню и обнаружила, что мать и Ханиф едят. «Это хорошо», — подумала я, потому что у меня в желудке урчало.
— А теперь отнеси тарелки и всю эту еду мужчинам в другую комнату, — сказала Ханиф, указывая на еще одну гору мисок и тарелок.
Снова хождение туда-сюда и никакой надежды на чью-либо помощь. Когда я делала последнюю ходку в кухню, Тара поманила меня рукой.
— Принеси мне чего-нибудь поесть, — потребовала она. — Я умираю с голоду.
Я наполнила тарелку сестры и вернулась в кухню в ожидании новых указаний, но, к своему удивлению, услышала от Ханиф:
— Поешь быстренько чего-нибудь. Потом можешь убрать тарелки.
Я положила себе еды и осмотрелась в поисках чего-нибудь, на что можно было сесть. Ханиф и мать заняли единственные оставшиеся в кухне стулья, поэтому я устроилась на полу в уголке. Я щедро зачерпнула карри и замерла, положив его в рот: вкус был восхитительным. Возможно, оттого что готовила не я. Я уже не помнила, когда в последний раз ела чужую стряпню. Я с жадностью проглотила содержимое тарелки и тут же положила добавки.
Едва я успела доесть, как Ханиф вручила мне пакет и бумажные миски.
— А теперь убери тарелки, — сказала она, — и раздай эти маленькие мисочки для сладкого риса.
Я принялась собирать тарелки в гостиной.
— А сладкий рис будет? — поинтересовалась какая-то женщина.
— Сейчас принесу, — ответила я. — Но не могли бы вы, пожалуйста, подержать эти миски, пока я уберу тарелки?
