Когда стал подъезжать, увидел, что там стоит машина. Смотрю мужчина вышел на дорогу и показывает жестом, чтобы я остановился.
Я узнал этого человека. Он жил со мной в детстве по соседству. Его звали Анатолий. В одно время мы даже дружили компанией в раннем детстве. Во время войны, когда немцы пришли в наш поселок, его отец по ранению был в отпуске. Получилось так, что немцы десант выбросили с другой стороны. И отцу Анатолия пришлось вместе с моим отцом уходить в горы – в партизаны. И отец Анатолия был как бы заместителем моего отца – командира партизанского отряда. Когда немцев окружили в Сталинграде, они также принимали активное участие в боевых операциях, способствовавших уничтожению немцев. И поселок наш они освобождали вместе. Мой отец остался здесь, а отец Анатолия, поскольку он кадровый офицер, ушел в действующую армию. Но недалеко. Через три месяца получили похоронку… Его звать Анатолий, а брат у него младший был Володя, также у него была и сестра. А мать звали Ксенией. Очевидно, от слова Ксения Анатолию дали прозвище Псеня. Так его и звали – Псеня. Младшего брата звали Лимоном. А почему лимоном? Мой отец разводил лимоны. У нас дома были две кадки, в которых росли лимоны. Я очень не любил эти растения, потому что приходилось часто их листики вытирать мокрой тряпкой. Летом, когда становилось тепло, их выносили на улицу, и они до осени стояли там. Они цвели бурно и, когда плоды вырастали величиной с фалангу пальца, много осыпались. Они имели приятный лимонный запах, и мы, пацаны, растирали их и нюхали. Был такой случай, когда младший брат Анатолия Володя нюхал лимоны и один из лимончиков засунул себе в нос, да так он туда зашел, что вытащить его оттуда никак не удавалось. Было и реву, и крику, так что пришлось нам его вести в больницу, и там уже хирург каким-то образом вытащил. С тех пор ему и прилепили кличку Лимон.
– Дальше дороги нет! – сказал мне сейчас Псеня. – Во время наводнения дорогу промыло, и там образовалась новая протока, прохода нет. Если хочешь, давай пристраивайся рядом, либо можешь пройти за протоку.
Я остановился, взял спиннинг. Не стал расспрашивать, как у них с уловом. С ним еще был какой-то молодой мужчина. Я поздоровался. Они расположились довольно уютно, очевидно, уже не первый день они рыбачили под Красной. Рядом стояла палатка, а костре тлели угли.
Я взял спиннинг и пошел вниз по течению ловить.
Я подошел поближе к берегу и вижу, как жерех малька бьет. Я взял плавающий воблер, на второй заброс схватил голавль. Голавль – это сильная рыба. Величина небольшая, но ловить приятно. После пойманного голавля забрасывать второй раз смысла нет. Рыба осторожная, что голавль, что жерех. Я сменил воблер на тонущий, немножко прошел вниз и почувствовал, что здесь должен быть сом. Я забросил, подождал, когда опустится воблер, и начал медленно вести против течения. Послышался слабый толчок, и у меня шнур пошел против течения. Я сделал подсечку и понял, что мне попалось что-то крупное. Хорошо, что у меня была не катушка, а мультипликатор. Фрикцион затрещал. Я попытался подтянуть фрикцион, но он трещал и трещал, я в тот момент надеялся на свой шнур, на спиннинг. Стал подтягивать сома… Очевидно, сом лег на дно, мне его предстояло поднять. Я стал натягивать, опасаясь за шнур, но все-таки надеясь, что он выдержит. Стал постепенно натягивать, но сом не поддавался. Через некоторое время все же пошло. Опять шнур двинулся против течения, но я его удержал. Стал приглядываться, к какому бы месту его подвести, чтобы была возможность его вытащить на берег. Пока я боролся, ко мне подошел Анатолий.
– Ты давай его сюда, вот к этой вот заводинке, а я спущусь вниз и возьму его под жабры. Хороший, наверное, килограмм под двадцать будет.
Вес он определил, глядя на то, как сом сопротивляется.
Началась настоящая борьба. В результате я его осилил. Чувствуя, что он стал слабее сопротивляться, я его стал подводить. Анатолий уже разделся, зашел и ждал, пока я подведу сома. Я подводил его медленно. Сом расставил усы, показалась громадная приоткрытая пасть. Воблер двумя тройниками зацепился за верхнюю губу. Анатолий ждал, а я стал подводить прямо к нему. И в тот момент, когда сом сравнялся с его ногами, он какими-то быстрыми движениями схватил его под жабры и вытащил на берег. Да, это был сом. Потом мы взвесили. Он весил 19,5 килограмм. Естественно, сфотографировались.
– Ты сегодня домой поедешь? – спросил меня Анатолий.
– Наверное, нет, хотелось бы порыбачить и завтра.
– Тогда давай сделаем кукан и оставим его в воде. Он живучий, потом домой живого привезешь.
Мы так и сделали. Ловить больше на спиннинг не хотелось. Я поставил еще пару закидных. Хотелось очень поймать усача, уж больно я любил усачей. Хотя у него икра ядовитая и в пищу не пригодна. Усач любит где перекат кончается, я надеялся там его и поймать…
Мы с Анатолием пошли к машинам. Он представил мне того молодого человека, сказал, что это его сын Иван. Я посмотрел на него – да – копия отца и точно такая же фигура.
– Приехал в отпуск, получил очередное звание старшего лейтенанта. Вот тут отметить хотели, но не пьет совершенно. Пришлось самому.
– Ты, батя, извини, мне нужно домой ехать.
– Езжай.
Он взял какие-то вещи, рюкзак с рыбой и уехал. Анатолий и я остались.
– Давай ужин собирать?
– Давай.
– У меня есть для ухи уже приготовленная рыбка.
У него была начищенная рыба – сомятина и лещ. Заварили мы нормальную рыбацкую уху. Я достал коньяк.
– Оставь это ненужное магазинное. У меня есть свое домашнее, – сказал он, доставая бутылку. – Это вино собственное, а это вот чача. Видишь, какой у меня сынок, даже за его погоны не выпили. Почему не пьет, не интересовался. Давай тогда за детей с тобой выпьем. По первой чаче.
Мы выпили чачи. Чача – это самогонка из вина. Потом продегустировали вино. Вино было сделано из того винограда, чубуки которого раздавал мой отец. По всему поселку растет его виноград.
Так мы с ним сидели. Сначала о рыбалке говорили, потом о житье. Я спросил, где его брат. Он задумался, а потом сказал:
– Нет брата, в какой-то тюряге то ли прибили, то ли еще что.
Он помолчал. Я не нарушал молчание.
Через некоторое время он начал говорить.
– Когда-то мы жили по соседству. Но вы в школу пошли своевременно, а мы с братом позже. Это же 46–47-й – голодовка. У матери нас двое да еще сестра. Она одна работала, а что там платили? На хлеб не хватало, а у нас три рта. Приходилось подворовывать. Чаще всего ходили по виноградникам и садам. Поэтому мы как-то сами собой отошли от вашей компании. Попадались объездчикам – они нас били за воровство и отпускали. Но, в конце концов, получилось так, что за воровство попали в колонию…
…Не знаю почему, но нас отпустили оттуда очень быстро. Сказали – «на поруки». Нас отпустили, и, помню, твой отец приходил, о чем-то говорил с нашей матерью. Потом еще раз пришел с военкомом. Снова долго разговаривали с матерью, в чем-то долго ее убеждали. Мы ничего не понимали, сидели с братом и слушали. Помню, мать сказала:
