— Проездное предписание.
— Куда?
— К тетке!
— Ефрейтор, — поморщился комендант. — В чем дело?
— Понимаете, товарищ капитан, — пояснил Збруев, — я уже до половины проехал. Значит, теперь все равно: что туда ехать, что обратно. Я все подсчитал. — Збруев растопырил пальцы, как циркуль, и отмерил расстояние. — Туда пять тысяч километров и туда пять. Государство ничего не потеряет.
— Ваше предписание! — протянул руку комендант. — Так… Хабаровский край, село Кресты… Третья касса за углом! — он вернул литер. — Счастливого пути!
— Вы меня не поняли, товарищ капитан! Я хочу его повернуть! Понимаете — повернуть! — Збруев для убедительности повернул в руках предписание. — Чтобы обратно, в Вологодскую область! К тетке!
— Струсил, что ли? — сказал комендант. — Вначале, значит, дайте мне Дальний Восток, а теперь — хочу к тетке?
— Чего мне трусить, — вздохнул Збруев. — Меня и так жизнь била… — он оглянулся и заговорил вполголоса. — Я сейчас объясню. Не хотел при людях… Понимаете, у меня семь невест. Первую я проехал, вторую недооценил… а себя — переоценил! Вы меня понимаете, товарищ капитан? Любовь ведь не вздохи на скамейке, верно?..
— Слушай, ефрейтор, — сказал комендант. — Мне за день столько всякого врут! Ты бы хоть врал правдоподобнее. Семь невест… Разве такое бывает?
— Бывает! Я живой пример!
Комендант начал всерьез сердиться.
— Ну, вот что. Хоть ты мне про сорок невест заливай, а проездное предписание может изменить только военный министр. Понял? Следующий.
Гневная толпа военнослужащих оттеснила его от окошечка.
— Нельзя меня туда пускать!.. — раздался под стеклянными сводами аэровокзала отчаянный крик — и потонул в реве самолетного мотора.
— Товарищи, минутку внимания! — сказала стюардесса, входя в салон. — Наш самолет пролетает над озером Байкал. Мы идем на высоте девять тысяч метров со скоростью по рядка тысячи километров в час. Температура воздуха за бортом — минус шестьдесят градусов.
— Шестьдесят?.. — встревожился сосед Збруева, интеллигентный командировочный. — Такой мороз?
— Это вверху, — сказал Збруев. — А внизу — плюс восемнадцать.
Сосед взял у стюардессы бокал с водой, проводил ее восхищенным взглядом и подмигнул Збруеву:
— А?..
Збруев покосился на девушку, но потом равнодушно отвернулся к окну.
— Не скажите… Все-таки красивая женщина — это… — сосед изобразил рукой нечто возвышенное.
— Между прочим, одному мужчине пересадили женское сердце, — сказал Збруев. — Так он сразу помер.
— Ну, это от несовместимости, — возразил командировочный.
— Вот и я говорю.
Командировочный с любопытством посмотрел на Збруева, потом спросил:
— Куда летим, солдат?
— К невесте.
— Как же так? — ухмыльнулся командировочный.
— По предписанию.
— М-да… — помолчав, сказал командировочный. — Дожили…
Стучит компостер, отбивая на литере Збруева очередную транзитную пересадку.
Летит над тайгой вертолет. Збруев примостился у окошечка на тюках почты.
Снова — удар компостера, неумолимый как рок.
Пробирается по зыбкой лежневке среди тайги автобус. Трясется на заднем сиденье Збруев…
И вот перед ним широкая таежная река, и матовые, как олово, волны разбегаются под тупым носом баржи-самоходки, груженной разнообразными землеройными машинами.
Збруев сидел на корме, укрывшись от ветра в ковше экскаватора, — тихий, обреченно смиренный. И не могли его вывести из этого состояния ни шумные бородатые геологи, расположившиеся на палубе со своими рюкзаками и теодолитами, ни местные женщины, зорко опекавшие любознательных ребятишек, ни мужчины в брезентовых робах, резавшиеся за его спиной в домино.
А чуть поодаль, здесь же, на поручнях баржи, — примостились ярославские ребята со своими балалайками.
Мы на свадьбе у героя
Прогуляли до утра.
Дефицитною икрою
Заедали осетра.
Молодая в белом платье
Под серебряной фатой
Поражала дивной статью
И небесной красотой…
Между тем баржа сбавила обороты, стеклянные шары покатились из-под винта и вспенили воду. От крошечного причала к барже направилась лодка с двумя гребцами. А третий, что сидел на корме, приподнялся и крикнул, сложив ладони рупором:
— Збруев, Константин Яковлевич, есть тут?
— Есть, — отозвался Збруев, взял чемодан и пошел к трапу.
Лодка покачивалась на волнах под бортом. У Збруева приняли чемодан, помогли спуститься вниз.
Гребец оттолкнулся от баржи веслом, и лодка поплыла к берегу, а баржа снова обросла бурунами и двинулась дальше.
— Ну, здорово, ефрейтор! — сидевший на корме седой, крепкий мужчина протянул Збруеву руку. — Лукьянов, директор зверосовхоза.
— А где Мария? — спросил Збруев. — Замуж вышла?
— Почему — вышла? Нет… — директор вздохнул. — Места у нас тут, брат, роскошь! Икру ложками едим. А пушнины — и говорить нечего. Хороший охотник у нас тут — на золоте, можно сказать, кушает…
— А Мария? — повторил Збруев.
— Вот с Марией хуже… — смущенно почесал в затылке директор. — Понимаешь, солдат… режь меня, руби голову — это я тебе писал! Сезон, понимаешь, хороших стрелков мало, задыхаюсь, еле план тяну… Дом тебе поставлю, заработаешь хорошо — только прости ты меня Христа ради! Не для себя стараюсь, для государства!
Збруев молчал.
— Ефрейтор, — забеспокоился директор. — Скажи ты хоть что-нибудь!
— А что говорить, — равнодушно произнес Збруев. — Все нормально.
— Как нормально? Не обиделся?
— А чего обижаться… К этому оно и шло. А карточка-то чья? — поинтересовался Збруев, вынимая фотографию.
— Карточка? — сказал директор. — Это целая история. Думал я, что тебе послать? Чтобы наверняка проняло. Артистку послать — узнаешь. И послал я тебе художественное произведение из Эрмитажа. Символ женской красоты и материнства. Мадонна Аве Мария!
Лодка приближалась к берегу, где, потеснив тайгу, стояло несколько бревенчатых домиков и виднелся причал. А на причале — ярославские ребята:
Не забыть еще сказать бы,
Чтобы правду знал народ, —
Совершилась эта свадьба
Чуть попозже, в Н-ский год…
Как я дошел до жизни такой
В раннем детстве почти все пробуют перо. Перо — это образно говоря, а чаще всего карандаш, который первым попадает ребенку в руки.
