– Прислонись ко мне, чтобы я ощущал твою грудь, посмотри на меня, чтобы я мог утонуть в твоих голубых глазах и открой свои губы – я хочу почувствовать твое дыхание.
Он глубоко и возбужденно дышал, пока гетера описывала круги своими ягодицами, движение передавалось его телу и от него вибрировало тело Пилы. Дыхание у нее стало прерывистым, кожу пощипывало от возбуждения.
Она не могла оторвать своих глаз от него. Их глаза казались скованными друг с другом, как цепи рабов. Рукой Клаудиус нащупал виноград на столе рядом с ложем. Он оторвал крупную ягоду и сунул ее в рот Пилы.
– Не ешь, – прошептал он, – передай ее мне своим ртом.
Она смотрела на него, и в то время как круговые толчки гетеры стали сильнее и ритмично передавались ей на грудь, которая лежала на груди Клаудиуса, Пила наклонилась к нему. От возбуждения узкие ноздри его словно выточенного носа легко дрожали. Он обвил своей рукой бедра Пилы и по тому, как он сжимал ее, она почувствовала его растущее напряжение. Она прижала свои губы ко рту. Виноградина все еще была зажата у нее между зубов. Осторожно он вынул ее, при этом его губы все крепче прижимались к ее губам. С тихим треском виноградина была раздавлена, и Пила ощутила ее вкус. Внезапно она стала всасывать в себя ее сок, вцепившись своими руками в его волосы. Чем сильнее были движения гетеры, тем прерывистее становилось его дыхание, и тем сильнее прижимала Пила свои губы к его рту. Она услышала его тихий стон, почувствовала, как его сильные руки сжали ее.
– Люби меня, Пила, люби меня, люби меня, – возбужденно выдохнул он. Он держал ее так крепко, что она не могла даже двинуться. Она этого и не хотела. Она вдыхала запах корицы, исходивший от него. Она ощущала его экстаз, дрожание его мускулов, терлась о его кожу, сильно вцепившись пальцами в его спутанные каштановые волосы. Как в опьянении, они обнялись, пода гетера довела его до вершины наслаждения. С булькающим звуком Клаудиус выпрямился, пока его тело сотрясала похотливая дрожь.
– Пила, моя Пила, – простонал он на пике страсти.
Его дрожь отозвалась и в ее теле, и она сотряслась вслед за ним. Удивленно, смущенно, счастливо она осознала это могучее чувство, и чудесный жар пронизал ее тело и растворился в животе. Она почувствовала никогда до этого не испытываемое головокружение, сильную, все преодолевающую страсть.
Они долго держали друг друга в объятиях, пока гетера, задыхаясь, с безразличным выражением лица не поднялась с Клаудиуса. Она набросила платок себе на бедра и схватилась за бокал с вином.
Пила прижала свое лицо к шее Клаудиуса. На губах она ощутила соленый вкус его пота. Волнение медленно спадало. Осторожно она высвободилась из его объятий и взглянула на его нежно заалевшее лицо. Ее щеки тоже пылали. Она все еще сидела со сжатыми ногами.
Клаудиус рассмеялся немного смущенно и нежно погладил ее по бедру.
– Давай проделаем то же самое, – предложил он как бы вскользь. Пила опустила глаза.
– Я… я боюсь, – сказала она тихо.
– Я знаю, – ответил он. – Я не хочу причинить тебе боль.
Глаза у Пилы округлились.
– Это значит, что ты не хочешь меня опозорить?
– Опозорить? Да ни за что на свете.
Задумчиво он посмотрел на свою руку, все еще гладившую ее белое бедро.
– Как бы мне хотелось лежать между этими чудесными ногами и доставить тебе высшее наслаждение! Но я не стану тебя принуждать к этому.
Теперь он посмотрел ей прямо в глаза.
– Я надеюсь, что однажды это произойдет, потом, когда ты добровольно отдашь мне себя.
С растущим удивлением Пила вслушивалась в его тихий шепот. Она никак не могла понять, как этот мужчина, который для развлечения тысяч зрителей убивает своих противников, который ходит по городским борделям и общается с продажными шлюхами, вдруг принимает во внимание непонятную для Рима стыдливость германской рабыни, щадит ее от позора и проявляет к ней столько нежности, что у нее голова идет кругом. Как могут умещаться в душе человека столь различные качества?
Внезапно Пилу охватило чувство, до этого бывшее для нее таким же чужим, как и дрожь от похоти. Она ощутила глубокую благодарность к этому римлянину – прекрасному, желанному и все же возбуждающему страх и внушающему боязнь жестокому мужчине. Еще раз она наклонилась к нему. Возбуждение покинуло его, взгляд по-прежнему был полон нежности.
– Спасибо! – прошептала она и прижалась ртом к его губам.
Девушка поднялась, взяла пустой кувшин и побежала на кухню. Никто не заметил ее отсутствия на этом празднестве, которое постепенно превратилось в вакханалию.
Глава 7Виа Апиа
Благодаря старательным рукам домашних рабов все следы вчерашнего празднества быстро исчезли и вилла блестела во всем своем великолепии. Последние гости распрощались поздно утром после того, как они проспались от похмелья где-нибудь в перистиле. В эти беспокойные времена было принято отправляться домой при свете дня. Ночь могла приготовить в узких и не освещенных переулках некоторые неприятные сюрпризы.
Ромелия приказала отполировать серебряную посуду и после этого упаковать ее в коробки и сундуки. Предстоял большой переезд в имение вблизи Помпеи. Ромелия ни в коем случае не хотела отказаться от привычной роскоши. Валериус упрекал ее за это.
– Мы должны, как и в последние годы, поехать с повозкой, это быстрее и менее опасно. Для чего тебе нужна серебряная посуда в сельской местности? Мы не будем устраивать там празднества, по крайней мере не летом.
– Я не откажусь от нее и в деревне, – коротко возразила Ромелия. – Или пусть люди думают, что мы бедны?
– Я прошу тебя, все люди нас знают. Наоборот, неразумно привлекать к себе разбойников на дорогах.
– Разбойников на дорогах? А для чего у нас телохранители? Я беру с собой тридцать рабов. Многие из них сильны, как солдаты. Кто осмелится напасть на нас?
– Делай, что хочешь, – проворчал Валериус, – только мне неохота ночевать в палатке.
– Выдержишь, – ответила Ромелия. – В имении ты сможешь отдохнуть от тягот путешествия.
– Я надеюсь. Я посещу свои владения, виноградники, рощи из олив, огороды, поля с зерновыми. Я буду сочинять стихи, музицировать, наблюдать за птицами, слушать море…
В то время как Валериус продолжал мечтать о спокойном летнем отдыхе, Ромелия снова задействовала всех рабов.
Надо было многое обдумать и организовать. Она хотела взять с собой не только серебро, различные предметы мебели, но и свой обширный гардероб, драгоценности и некоторые украшения, а также большой запас провианта и палатки.
Конечно, вдоль Виа Аппиа, по которой они хотели ехать, хватало гостиниц. Однако в большинстве случаев они были простыми, роскоши в них не было, а часто не было и хорошей кухни. Ромелия опасалась насекомых, чужих постелей, чужих людей и всякого рода продажных женщин, которые предлагали себя путешественникам.
