— Не сердись, — примирительно заметил он. — Когда-нибудь ты поймешь, что тебе сегодня крупно повезло. Вовремя избавилась от такого никчемного типа, как я.
— Ты негодяй, — прошипела Бэби. — Теперь я понимаю, ты нарочно это подстроил. Чтоб тебе не знать ни минуты счастья!
— Пусть они все будут твои.
Грег проводил ее глазами. Да, со счастьем напряженка. Полный и окончательный провал. Он потянул к себе газету. Сандра ослепительно улыбнулась ему с фотографии. Сколько же скрытой силы и страсти в ее лице! Жаль, что она направила их на разрушение. Просто камня на камне не оставила.
— Дурочка ты, дурочка, — шепнул он ей, касаясь пальцем газетного листа. — Так ничего и не поняла. Впрочем, и я порядочный дурак.
Он рассеянно перевернул страницу. В глаза бросилась другая фотография, обрамленная траурной рамкой. Знакомое лицо, ироничный умный взгляд, длинные волосы небрежно отброшены со лба. «Роберт Стайнс… мгновенная смерть… водитель даже не остановился… ведется следствие…» Бад!
Грег схватил телефон и быстро набрал номер Снуки.
У входа в бар «Трэмп» толклись журналисты в ожидании долгожданной добычи. При появлении очередного любимца публики начиналось форменное столпотворение. Люди с камерами и диктофонами, отпихивая друг друга, пытались пробиться поближе к направляющимся в бар знаменитостям, урвать хоть пару слов, сделать снимок поудачнее.
Те, за кем они с таким азартом охотились, вели себя по-разному. Одни, втянув головы в плечи, ускоряли шаг, другие, наоборот, охотно позировали, сверкая фарфоровыми улыбками, и даже соглашались сказать несколько слов в подсунутые прямо ко рту диктофоны. Ради таких минут папарацци готовы были «куковать» здесь часами, чтобы потом разлететься по редакциям и застрекотать на компьютерах. Скорее, скорее, ведь даже самые «горячие» новости имеют пренеприятнейшее свойство быстро остывать. А кто клюнет на холодные пончики?
Сандра и Марго с трудом нашли место для парковки аж за квартал от «Трэмпа» и, не торопясь, направились к ярко освещенному входу. Вся эта суета и толчея их не касалась, не того полета птицы.
— О, это же Сандра Финчли!
— Сандра, посмотри-ка сюда!
Она обернулась. Полыхнула вспышка, ослепив, лишив ее способности двигаться.
— Сандра, Грегори Мортимер уже оформил подписку на «Уик-энд миррор»?
— Естественно.
— Скажи, ты собираешься спать со всеми, у кого берешь интервью?
— Зарекаться не буду. — Сандра широко улыбнулась прямо в объектив камеры. — Но планка уж больно высока. Согласитесь, с Грегори Мортимером мало кто сравнится.
— А как отреагировала на твою статью Барбара Торрингтон?
— Как видите, волосы пока на месте.
Вокруг засмеялись.
— Сандра, каково твое мнение по поводу случившегося с Бадом Стайнсом? Ведь вы были коллегами.
— И друзьями. — Она мгновенно посерьезнела. — Близкими друзьями.
— По тебе не скажешь, что ты скорбишь.
— Бад научил меня смеяться надо всем, даже над смертью. Шоу под названием «Жизнь» должно продолжаться, тем более что это всего лишь эпизод вечности.
— Это был несчастный случай?
— Это было убийство, хладнокровное, умышленное убийство. Сейчас я больше ничего не могу вам сказать. Читайте нашу газету.
В «Трэмп» Сандру пригласил Мекки-Нож, сказав, что собирает всех друзей Бада, просто так, побыть вместе. Сандра долго уговаривала Марго составить ей компанию и таки уговорила.
Они уселись за столик, который традиционно занимал Бад и который всегда пустовал в его отсутствие. Все лампы в зале были потушены, только «насест» Мекки-Ножа подсвечен снизу. Он восседал за пультом в своей неизменной жилетке, надетой на голое тело, огромный и загадочный, как шаман, колдующий над огнем. Над его головой висел плакат, на котором кислотной оранжевой краской было выведено: «Прощай, Бад!»
Заметив Сандру, Мекки-Нож помахал ей рукой. Сандра отсалютовала в ответ. Как по волшебству, перед ними оказались два запотевших бокала.
— Мартини, — сказала неизвестно откуда взявшаяся официантка. — За счет заведения. Захотите что-нибудь еще, только скажите.
Сандра подняла бокал, чокнулась с Марго и пригубила ледяную горьковатую жидкость.
— То, что надо. Горечь и лед.
— Да-да, горечь и лед, — отозвалась Марго. — Такое впечатление, будто мне сделали общий наркоз.
— Мне тоже.
— Ну нет. Ты лихо разговаривала с этими парнями на улице. Каково это — быть знаменитостью?
— Оказывается, просто. Переспала с классным мужиком, написала об этом — вот тебе и знаменитость.
— Ты меня удивила.
— Себя тоже.
— Тебя совсем не волнует, что думает об этом Грег?
— Люцифер, так мне больше нравится. Он видел рукопись и даже оставил на ней свой автограф, так что моя совесть чиста.
— А если бы возражал?
— Не напечатала бы. Подарила бы ему на память.
— Не жалеешь, что обрубила концы?
— Нет. — Сандра решительно мотнула головой. — Мы противопоказаны друг другу. Стоит ему открыть рот, и меня уже трясет от его самодовольства и наплевательского отношения к людям. Напыщенный индюк, так и тянет пообщипать перья. Но как только он прикасается ко мне, я тут же превращаюсь в желе, ничего не могу с собой поделать. Тут что-то физиологическое, как в известном опыте: к обезглавленной лягушке прикасаются электродом, и она дергает лапкой. Мертвая, понимаешь? Вот так и я. Отвратительно, правда?
— Бад считал, что это любовь, — задумчиво сказала Марго.
— Он ошибался. И хватит об этом. Ты лучше посмотри сколько народу. — Сандра обежала глазами зал. — Мекки сказал, что позовет только его друзей, а я почти никого из них не знаю.
— Я и Бада толком не знала. — Марго смотрела прямо перед собой, как слепая. — Только-только начала узнавать и не успела. Все казалось: столько времени впереди… Никогда ничего не откладывай «на потом», девочка, живи сейчас. «Потом» может просто не быть.
— Не смей говорить о себе в прошедшем времени!
— Я, наверное, проклятая какая-то. Все, кто любит меня, умирают. Ой, прости! — воскликнула она, заметив, как смертельно побледнела Сандра. — Сама не знаю, что несу.
Но Сандра никак не реагировала. Глаза ее намертво были прикованы к двери, в которую вошел Грег под руку со Снуки. К ним тут же подлетел метрдотель, расшаркался, проводил к единственному свободному столику.
Они представляли собой совершенно умопомрачительную пару, от которой просто невозможно было оторвать взгляд. Безупречно элегантный Грег в смокинге с красной гвоздикой в петлице и сумасбродная Снуки в белых кожаных брюках и крошечном топе с острыми металлическими конусами на несуществующей груди. Белое и черное, авангард и классика, эпатаж и элегантность.
