— Вот уж не знала, что уважаемый всеми доктор опустится до уличных девок, — громко прокудахтала полная тетка, чтобы вернувшаяся после трапезы в кабинет бесстыдница могла ее слышать.
Акулина снова легла на кушетку и терпеливо ждала возвращения любимого мужчины. Ворчливая прислужница больше ее не тревожила, не произнеся ни слова, а после того, как закончила свои дела, покинула холостяцкую берлогу, громко хлопнув дверью.
Андрей Кириллович пришел ближе к ночи. Акулина радостно выскочила в коридор, как маленькая обезьянка, в этот раз надев платье и распустив волосы. Мужчина даже не улыбнулся, глядя на нее, он пригласил ее в столовую, где зажег свечи для освещения и попросил ее присесть. Некоторое время доктор молчал, потом заговорил медленно и осторожно, не поднимая глаз на сидящую напротив женщину:
— О том, что произошло ночью, — это было чудесно, должен заметить, — я сегодня думал весь день, Акулина, о нас… и пришел к выводу, что легкодоступная женщина не может стать надежной спутницей жизни…
— Легкодоступная? — встрепенулась Акулина. — Обо мне ли вы говорите, Андрюшенька?
— Именно о вас! Как вы могли допустить то, что произошло между нами?
— Я думала, мы сблизились! Обвенчались душами…
— Это дает нелестные характеристики и подтверждает мои догадки, что мы слишком разные! Я не могу знать, со сколькими мужчинами вы вот так вот сближались…
— Только с одним человеком…
— В каком-то смысле и этого слишком много! — посетовал мужчина.
«Ждали обозу, а дождались навозу», — промелькнуло в голове Акулины, и она горько усмехнулась. Ее мечта обрести нормальное женское счастье подле человека, который ей стал дороже и ближе всех, обратилась в прах. То, что молодая женщина услышала в следующее мгновение из уст прагматичного доктора, ввело ее в некоторое замешательство.
— Я сниму вам жилье неподалеку, и вы сможете иногда приходить ко мне, — произнес он. — Жалованье у меня небольшое, поэтому придется ограничиться комнатой. Кое-какие деньги я смогу давать вам на пропитание. С Лидией — моей помощницей — вы знакомы, ее и попрошу подыскать что-нибудь приличное.
— Вы меня стесняетесь? — выдохнула Акулина и из ее глаз потекли слезы.
— Дело совсем не в этом, — солгал мужчина. — Просто я должен быть предан своей жене…
— Я поняла вас. Не надо больше ничего придумывать. Могу я провести ночь на вашей кушетке? Клянусь, утром я исчезну из вашей жизни навсегда.
— Христом Богом заклинаю вас, что не стоит принимать все так близко к сердцу, — взмолился Андрей Кириллович. — Как бы мы нежно не относились друг к другу, люди никогда не поймут нашу с вами связь, Акулина.
— Так вы живете для людей, а не для себя? И готовы отказаться от совместного счастливого будущего только потому, что кто-то что-то подумает о вас или скажет?
На этот вопрос мужчина не ответил, виновато опустив голову, и лишь пожал плечами. Он позволил молодой несчастной женщине, чье сердце было разбито на тысячу мелких кусочков, остаться до утра.
Акулина снова была на краю перед страшной бездной — неизвестностью. Она чувствовала, как сжимается сердце от боли и горечи и совершенно не могла представить, как жить дальше без доктора, отнявшего у нее надежду на любовь. Ей необходимо было вернуться в жизнь Василия и придумать убедительные тексты для бывшего любовника, воспоминания о котором были стерты. Она понимала, что придется использовать его и возможно даже притворяться, но иного выхода она не находила. С Андреем Кирилловичем молодая женщина не прощалась. Встав рано утром, она торопливо оделась и поспешила уйти прочь.
Акулина долго бродила в поисках знакомой улицы, пока не повернула в нужном направлении. Рабочий район давно не спал, поток хмурых людей спешил к фабрике. Она медленно шла по узкой узнаваемой улочке мимо аптеки, булочной и новой открывшейся сапожной лавки, далее был небольшой табачный магазинчик с вычищенным прозрачным стеклом, сквозь которое были видны все товары на прилавках. Акулина заметила небольшой саквояж, который показался ей знакомым. Молодая женщина дернула за ручку, но лавка была закрыта.
Вдруг кто-то воскликнул: «Посторонись!», она быстро обернулась и увидела траурную процессию, начинавшую свой скорбный путь от похоронного бюро. Издалека было заметно, что похороны были весьма скромные: кляча без попоны, а за дрогами без балдахина шли немногочисленные провожающие. Когда шествие сравнялось с табачной лавкой, Акулина ужаснулась, увидев в гробу немолодую женщину в подвенечном платье. По коже пошел мороз и перед глазами напуганной зрительницы появилась другая картина: старая темная гробница с истлевшей невестой. Вдруг дуновение ветра донесло до нее чей-то шепот, женский голос отдавал приказ искать склеп и принести жертву, чтобы прогнать проклятие.
— Кто-то должен лечь в гроб! — выкрикнула Акулина вслед процессии, чем обратила на себя внимание. Испугавшись собственной бурной реакции, девица поспешно проследовала к переулку, в котором находилась квартира Василия. Она торопливо поднялась на второй этаж. Дверь была заперта, а на громкий стук вышла соседка из квартиры напротив — супруга портного Семена.
— Не живет тут больше Василий! — грубо произнесла она, даже не поздоровавшись.
— А куда он переехал?
— Мне откуда знать? Мне он не докладывается! — недовольно пожала плечами женщина и гаркнула напоследок: — Нечо тут шастать! Распутничай в других местах, а у меня дети малые растут!
Акулина спускалась по лестнице, потерянная и уставшая. Она не имела никакого представления, как и где жить дальше и зачем-то вспомнила про самоубийцу Катерину — отчаявшуюся жену Андрея Кирилловича. Она снова бродила по улицам до позднего вечера, пока не выбилась из сил и не оказалась на свалке за городскими бойнями. Это было смердящее зловонное место для отходов, которое в народе прозвали «горячим полем».
— Эй, ты, мамзелька! — прохрипел кто-то. Акулина вздрогнула и увидела, как от разлагающейся дымящей кучи отделилась тень, и через мгновение перед ней вырос здоровяк, которого в Петербурге знали, как Хлебное рыло — он был очень некрасив и из всех блюд признавал лишь выпечку. Оценив небогатый, но добротный наряд девицы, он потребовал отдать ему пальто, за которое можно было выручить немного денег на еду.
— Но на улице холодно! — взмолилась Акулина, чем не разжалобила бандита.
— Сымай, кому говорят! — гаркнул он и после того, как заполучил кусок драпа, исчез так же внезапно, как и появился.
Вдалеке слышались голоса, мерзнущая девица побрела на звук, дрожа от холода на пронизывающем осеннем ветру и закашливаясь от задымления. Посреди мусорного поля стояла ночлежка — наспех сделанное невысокие здание, где бродяги и нищие получали спальное место на нарах с подстилкой и сенной подушкой. Для женщин было отдельное помещение, но чтобы туда попасть необходимо было внести оплату — пять копеек, коих у Акулины не было. У входа ей преградила дорогу смотрительница со словами: «Сначала плата!», слезы замерзшей молодой женщины не трогали суровую бабу с пушком над верхней губой и сросшимися бровями. Зарыдав, Акулина выдохнула:
