Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
— А в чем?
В вас? В освободителях?
— Элия, сейчас не мы, а прежде всего вы должны решить — на чьей стороне в этой войне были вы сами?
Если вы были заодно с фашистами — вам придется признать свое полное и безоговорочное поражение.
И не только перед Советским Союзом — перед историей.
А если вы воевали против фашизма — то почему вы приветствуете тех, кто воевал в фашистской армии?
— Что же, вы всех нас, прибалтийцев, считаете фашистами?
— Конечно — нет.
Глупо, скажем, обвинять в фашизме всех немцев.
Но так же глупо обвинять всех россиян в коммунистничестве, — в ответ на мои слова Элия Вита замолчала.
Замолчал и я.
Мне ведь совсем не нужно было ее согласие.
Вполне достаточно было того, что эта девушка, явно способная думать, задумалась и поняла, что возможно, кому-то в Прибалтике я и враг.
Но жители Прибалтики, как всего остального мира, мне не враги.
И это — точно…
— …Все равно вы нас не любите, — тихо проговорила Элия; и я промолчал: «В моих личных причинах было многое из того, за что я не любил определенных людей. Но среди этих причин не было национальности.
И прибалтийских фашистов я не любил не за то, что они были прибалтийцами, а за то, что они были фашистами.
Кстати, с прибалтийскими коммунистами — то же самое…
…Впрочем, у моего молчания была еще одна причина.
О которой я не мог сказать своей гостье.
Дело в том, что я понимал, что мы научились активно бороться с фашистами в Прибалтике.
Вот у себя на Тверской — как-то не получается.
Не только побороться, но даже начать это делать.
И потом, по улицам прибалтийских городов маршировали все-таки бывшие эсэсовцы.
А по улицам наших городов — будущие…
…Как и всякий что-то утверждающий человек, я говорил то, что было убедительным для меня самого.
И только.
Впрочем, у меня было одно оправдание — то, что я говорил, было убедительным для меня на самом деле, а не убедительным из выгоды…
…Пока я думал об этом, не заметил, как в глазах Элин появилась искринка:
— Петр, а ведь ты не очень любишь вашу власть, — проговорила она; и было непонятно — это вопрос или констатация.
Я промолчал.
Власть находилась где-то в конце списка того, что мне нравилось.
Зато она находилась в самом начале списка того, что не нравилось мне.
Но говорить об этом Элин мне не хотелось.
И тогда я нарвался уже не на искринку в глазах, а на высунутый дразнинкой язык:
— Вот тебе не нравится власть.
Тебе что, хочется жить в стране революций? — И тут уж мне пришлось ответить:
— Мне хочется жить в стране, в которой о революциях даже думать не хочется.
— Ладно, — Элия попыталась примирить меня и ситуацию, — вы страна процветающая. Нефть качаете.
И опираетесь на это.
В этом для вас весь здравый смысл.
Хотя бензин у вас дорогой.
Я ответил ей невпопад, сам не зная — для чего сваливаю в одну кучу нефть и здравый смысл.
Впрочем, как увязать бензин и здравый смысл, никто не знает.
Просто наболело, хотя я говорил улыбаясь.
Не потому, что это было единственным, что мне оставалось, а потому, что то, что оставалось — могло начинаться только с улыбки.
Потому что иначе — не осталось бы ничего:
— Нефть нужно качать не для того, чтобы производить бензин, а для того, чтобы люди жили лучше.
А процветает только та страна, в которой здравый смысл опирается не на нефть, а на справедливость.
Элия, видя, что ее попытка не удалась, постаралась поставить точку:
— Вы даже выступать против власти не умеете. — Но получилась не точка, а запятая.
И не у нее, а у меня:
— Зато мы умеем быть интересней власти.
— Но вам ведь на митинги можно ходить только в защиту власти.
— Откуда ты это знаешь? — вступился я не за власть, а за митинги.
— У вас на митинги в защиту власти ходят за триста рублей, как проститутки, — проговорила Элия, но слегка осеклась, видя мое молчание:
— Петр, я не хотела оскорбить твою страну. — И я ответил:
— Не оскорбляй наших проституток.
За триста рублей ни одна наша проститутка никуда не пойдет…
…Ей явно захотелось переменить тему, и то, что она сделала это не совсем удачно, не играло роли:
— Вчера по вашему телевидению говорили, что протестующие ходят на митинги на деньги Госдепа, — проговорила она; и я улыбнулся — хотя Элия не знала и не могла знать, чем вызвана эта улыбка…
…Дело в том, что на протестный митинг я собирался.
И, как говорится, уже почистил ботинки.
Но тут мне позвонил один мой регулярный покупатель моих картин.
Из Сибири.
Он был в Москве проездом и всего на один день.
И очень хотел встретиться.
Мы встретились в моей мастерской, поговорили, он купил мою картину и уехал в свое Зауралье.
Но заплатил он мне долларами.
Так что — так уж выходило — в каком-то смысле на деньги Госдепа я на митинг не пошел…
…Видя мое улыбающееся молчание, моя гостья добавила:
— Я не верю, что все протестующие ходят на митинги из-за денег, на которые их нанимают. — Я просто кивнул:
— Для того чтобы нелюбить коррумпированную систему нужны не деньги, а мозги и совесть. — Впрочем, разговор о власти с красивой женщиной — не самое интересное занятие, и по моему выражению лица Элия поняла это.
Хотя и продолжила:
— Ты не согласен с теми, кто ходит на протестные митинги?
— Согласен, — начал отвечать я, но продолжил только после того, как она вставила почти ненужный уточняющий вопрос:
— Почему?
— Потому что, чьи бы права ни отстаивали митингующие, — они тем самым всегда отстаивают и мои права…
…Напоследок, хотя я и не знал, что это один из последних шагов в этой части нашего разговора, она уточнила:
— Патриоты противопоставляют себя интеллигентам.
Вашим патриотам интеллигенты не нужны?
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
