Ироническая улыбка пробежала по его губам.
— Вы же не будете меня всерьез убеждать, будто вас волнует дискриминация женщин в далеком прошлом?
— Ну не в столь далеком… Да вы ведь прекрасно знаете: прошлое имеет обыкновение повторяться и воздействовать на будущее.
— Если вы и в будущем будете жалеть, что вместо господства женского начала на планете установилось господство мужского, я должен обратить ваше внимание на следующий факт: все, что наш сегодняшний мир имеет: науку, технику, искусство, культуру, он получил от мужских богов, которых вы презираете. Я, конечно, признаю, что прогресс чем-то обязан и вашим ранним узурпаторшам, однако думаю, их воздействие на исторический процесс не было определяющим.
— Думайте что угодно. Главное — Вендлгард остается в игре.
Унумганг кивнул. Он сказал, что ему необходимо идти домой: жена должна позвонить и сообщить, когда ее можно забрать из санатория. Она наотдыхалась и решила закончить курортный сезон. А кроме того, он хотел вечером посидеть за компьютером.
Но я-то прекрасно поняла, почему он столь спешно ретируется. Он боялся, что я втяну его в новый спор.
Впрочем, я бы с большей охотой послушала его дебаты с Пат или Августой. Те гораздо компетентнее меня в женском вопросе и быстро заткнули бы Унумганга за пояс с его Бог Отец здесь. Бог Отец там.
Чтобы как-то успокоиться, я стала перелистывать копию. Неужели первое письмо действительно написала Хильдегард, а не Вендлгард? Послание было адресовано епископу Генриху фон Люттиху. «Но ты, о Генрих, добрый пастырь… И как орел смотрит из поднебесья, так я слежу за тем, как ты призываешь на родную землю свет, ты можешь осветить эту гору». Я вернулась к началу письма: «Эта гора была невидима из-за тени, которая затмевала животворящий свет. Потому что Сын Всевышнего еще не снизошел к миру. Но утренняя заря осветила мир, и все народы увидели зеленые склоны гор…»
Я мало что понимала в искусстве дешифрования, то есть абсолютно ничего. Я не могла взять в толк, почему Вендлгард использовала письмо Хильдегард для маскировки (в качестве ключа). Что требовалось утаить? Я повнимательнее вгляделась и нашла в рисунках нечто весьма любопытное. Цветы и травы просто бросались в глаза. Это выделение указывало на бога плодородия и его мать, богиню солнца, или свет приносящую. Не намекала ли автор письма на старый миф о богине и ее полубоге? Может быть, так, при помощи цитат и рисунков, Вендлгард стремилась поделиться с Незими тайной своего рождения? Мне надо было сделать прорыв во времени, а не зацикливаться в нем. А может быть, все лейслингинки в честь своей духовной матери носили имя Вендлгард? Так сказать, чтобы род Вендлгард не прерывался. Поэтому-то пастор и нашел в церковной книге упоминание о Вендлгард, только не о той, что писала Незими, — о ее духовной дочери.
* * *
Мне было любопытно, что выяснила Августа, если только не потратила время на флирт с пастором. Да и мысли о Пат не оставляли меня: удастся ли ей подвести под свои гипотезы теоретическую базу?
Едва я подумала о коллегах, как заметила, что по направлению к моему дому движется привидение.
Лишь оно могло столь долго ползти вниз с горы и передвигать ноги, как в замедленном кинопоказе. При ближайшем рассмотрении это оказалась Пат. Я испугалась, что она пройдет мимо, встала перед дверью и начала сыпать в миску кошачий корм. Шум заставил Пат обернуться.
Я разулыбалась ей и спросила на американский манер, как у нее сложился день. Она буркнула в ответ. Похоже, у нее не было сил ворочать языком. Я всполошилась и пригласила ее в дом:
— Судя по твоему виду, тебе нужно срочно что-нибудь выпить.
Она кивнула, ввалилась в прихожую, грохнулась на скамеечку и тотчас принялась развязывать шнурки на ботинках.
Многолетний походный опыт позволил мне понять по выражению ее лица, что она натерла громадные мозоли. Без лишних вопросов я организовала нам обеим виски со льдом и небольшим количеством воды.
Мое появление со стаканами в руках было весьма своевременным. Разбитые в кровь пальцы и пятки, от которых кожа буквально отслаивается, — картина не для слабонервных. Мы синхронно сделали по большому глотку, и я сбегала за настойкой арники, чтобы продезинфицировать раны. Я предупредила Пат, что щипать будет страшно и лучше еще раз глотнуть виски, но она сказала, что больнее, чем сейчас, быть не может, и пообещала терпеть.
И все же она заорала. Я велела ей пройти в комнату и полежать, пока настойка не впитается, потом заклею раны пластырем.
Хорошо изучив ее обувь, я поняла, что случилось. Пат сегодня утром купила в Бад-Аусзее туристические ботинки, не совсем подходящие по размеру, и тотчас надела. Я знала из собственного опыта: вещь за такую цену при примерке кажется настолько удобной, что хочется сразу использовать по назначению. Тем не менее и эти ботинки следовало разносить.
Похоже, Пат не отказала себе в удовольствии проделать путь от отеля до своей «Унзинниге Киры» в новых ботинках, да еще без остановки. Наверное, она жутко голодна. Я поторопилась с ужином.
Особенность виски состоит в том, что оно сначала необыкновенно быстро возбуждает, а затем резко расслабляет человека. Я готовила салат с креветками и омлет, когда Пат приковыляла в кухню и начала рассказывать о своей вылазке. Она, облазив все вдоль и поперек в намеченном районе, так и не смогла найти место, которое можно было бы вообразить в качестве площадки для постройки церкви. Не исключено, что ландшафт за последние несколько столетий коренным образом поменялся. Надежда обнаружить остатки собора не оправдалась.
Кое-что в ее речи насторожило меня. Я не сразу поняла, что именно. За ужином мы молчали. Пат проглатывала пишу, почти не пережевывая. И минералку она пила, словно умирала от жажды.
Утолив голод, она продолжила повествование. На нее произвели большое впечатление особенности местного ландшафта: сосны, кроны которых доставали облака, бурелом, преграждавший дорогу, как стена. Мне было знакомо чувство, пережитое ею в лесу, — постоянное ощущение, будто за тобой кто-то наблюдает.
Пат вынула из сумки карту и показала мне, каким путем пробиралась из Оберлюпича к нам, описала каждый встреченный утес: как издали он казался удобным для монастырского житья и как разочаровывал вблизи.
Она рассказывала, что птицы сопровождали ее повсюду, сначала сойки, потом появился ворон и устроил такой спектакль, что захотелось повернуть назад. Но когда она достигла цели своего путешествия, ворон перестал раздражать ее.
— Значит, «Кира» происходит от «киррен»,[27]— заключила она.
Я была абсолютно не согласна с подобным толкованием, но взяла его на заметку.
Отдохнув, Пат приобрела профессорский вид.
— У тебя есть Гримм?
— На какую букву?
— «К», естественно!
