После обеда я вознамерилась соснуть на террасе, желательно подольше и поглубже, что было нелишним после визита к налоговому инспектору. Но едва я отрешилась от земных забот — зазвонил телефон.
Пастор. Его интересовала фамилия Августы. Он, к сожалению, забыл. Он говорил шепотом, будто Августа стояла поблизости и могла его услышать. Он хотел бы обращаться к ней с максимальной вежливостью, дабы дать понять, что всегда рад ее визиту, и навеки отбить охоту такой визит наносить.
— Формвег. Ее фамилия Формвег. Вообще-то она научный работник, — сказала я, давясь от смеха.
Потом прорезался Унумганг. Ему не терпелось «добавить парочку деталей к нашему делу». Я пригласила его на чай, как обычно, в пять. Часы, впрочем, показывали без десяти пять. Унумганг сказал, что выходит сию минуту.
Я ринулась в дом приводить себя в порядок.
Унумганг вытащил из портфеля папочку, а из папочки — бумаги, заполненные цифрами.
Перебирая листы, профессор заявил, что есть гипотеза. И надолго замолчал. Ясно, он хотел меня помучить. Конечно, мне было интересно, что он раскопал, но я не выказала ни малейшего волнения. Зачем себя напрягать?
Я молчала до тех пор, пока его не прорвало:
— Итак, у меня есть основания полагать, что ваша рукопись не является перепиской известной монахини, или аббатисы, как вам угодно, и некоего поэта. Она скорее имеет отношение к эзотерике.
— Эзотерике? — Слово мне не понравилось.
— Напрасно вы скуксились, дорогая моя. В эзотерике речь идет о такой степени сознания, при которой вещи, недоступные сознанию обыденному, кажутся очевидными. В христианстве эзотерические каноны представлены менее ярко, чем, допустим, в некоторых течениях ислама, например в том, к коему принадлежал ваш Незими.
Ах, теперь он мой! Что это? Очередная колкость в адрес Самур-оглы? Или Унумганг пытается намекнуть, что неплохо бы поиграть по его правилам? От созерцания цифр я отнюдь не поумнела, но получила сильное впечатление. Как это Унумгангу удалось с помощью числовых значений слов понять смысл рукописи!
— Мы слишком поспешно называем мистикой то, что неподвластно нашему разуму, объединяем непонятное с божественным и тем самым делаем мистическое частью божественного. Эзотерики подходят к вопросу иначе. Они считают, что божественное является нам в разных образах, что человек сам есть воплощение божественного. Осознание этого позволяет человеку освободиться от множества ненужных забот и сковывающих обязательств.
Так как я позевывала, что было вызвано отнюдь не занудством лекции — просто меня слишком рано разбудили, — Унумганг выдержал вежливую паузу и продолжил:
— Не хочу загружать вас историей религиозных течений и попытаюсь быть краток. На основании своих расчетов я утверждаю: нет никакой переписки. Перед нами сборник текстов христианского, равно как и мусульманского содержания, объединенных с той целью, чтобы они служили эзотерикам самого разного толка.
Мне трудно было скрыть удивление.
— То есть Незими и Вендлгард могли пользоваться этими текстами только как кодом?
— Хотя я расшифровал не всю рукопись, мне кажется, вы сделали правильный вывод.
Ну, это уже слишком!
— Давайте установим истину. Это не мой, а ваш вывод. Я лишь озвучила его, что отнюдь не означает, будто я согласна с вашей гипотезой.
— Успокойтесь, моя дорогая, ваша исключительная сообразительность, которая поднимает вас в моих глазах…
— А мне позволяет определить, куда вы клоните. — Я была не в состоянии успокоиться. — Вы хотите, чтобы мы задвинули Вендлгард куда подальше. Вообще забыли о ней!
— Вы ошибаетесь, я клоню в другую сторону, — сказал Унумганг, слегка раздраженный моей резкостью.
— Да бросьте! Не успел в этой истории из барсучьего брюха появиться главный герой, пусть и в женском обличье, как вы норовите затолкать его обратно. В такие игры я не играю. Ведь есть же хроники, где Вендлгард так или иначе фигурирует. Да и Незими увековечил себя в стихах, его существование вообще не подвергается сомнению.
Унумганг принес из кухни пепельницу, в которую смахнул пепел со своей угрожающе обуглившейся сигареты.
— Еще раз, спокойнее! — Он снова уселся и глубоко затянулся. — Мои тезисы — лишь рабочая гипотеза, хотя, по-моему, все свидетельствует в ее пользу. И в первую очередь то обстоятельство, что снимается проблема с датировкой: некоторые тексты принадлежат перу Вендлгард, но не адресованы Незими.
Унумганг вроде смягчился и согласился пойти на уступки, что, впрочем, не имело значения для меня.
— Ваша версия — чистой воды абстракция, попытка увильнуть от решения проблемы. — Я налила нам еще по чашке чая.
— Умение абстрагироваться есть необходимая составляющая умения мыслить.
— А также заболтать вопрос.
— Например?
— Вот видите! — Я злорадно ухмыльнулась. — И вы захотели конкретики. Извольте, я поясню свою мысль с помощью примера. О ком это сказано?
Она простирается, полная сил.
От края и до края
И выбирает самое лучшее.
Она правит Вселенной.
Я любил ее
И искал ее.
Еще в дни моей юности.
И моим стремлением было
Взять ее в жены,
Во всей прелести.
Я был влюблен до глубины души.
Благородное происхождение не портит ее,
Так как она общается с самим Господом.
И любит его так же, как я ее.
Учтите, я процитировала не секретное послание, а восьмую главу «Книги мудрости».
Унумганг откинулся назад и невозмутимо промолвил:
— Насколько я понял, вы намекаете на «Книгу цитат, мудрости и печали», которая описывает с феминистских позиций историю гностической богини, именуемой по-латыни Сапиентиа, а по-гречески — София. Ее символ — голубь — христиане сделали символом Святого Духа. Подобный вид аргументации я мог бы скорее ожидать от госпожи Макколл или госпожи Формвег, нежели от вас, моя дорогая.
— Ах, не все ли равно! Главное — что сталось с рассматриваемой таким образом богиней мудрости.
Унумганг закурил следующую сигарету и произнес со снисходительным добродушием:
— Ну хорошо, Вендлгард — важная фигура…
— Ферзь, — отрезала я.
Унумганг театрально втянул голову в плечи.
— Понял. Если доктор Самур-оглы, кто его знает по каким соображениям, окажется на вашей стороне, предлагаю считать: Вендлгард фон Лейслинг выбрала для своих посланий эзотерическую форму.
То, что Унумганг так безропотно сдался, разозлило меня.
— А что вы, как историк культуры, скажете на то, что роль женской половины человечества замалчивается в этой самой истории культуры?
