её плеча своим.
— Что произошло? Я могу помочь.
— Никто мне не поможет. Идите в кабинет.
— Не пойду, — перехожу на тихий хриплый простудный шёпот.
Она закатывает глаза, пытается всё скрыть.
— У меня всё нормально!
— Ну я же вижу, что не нормально!
Кашляю.
— И с чего вы решили, что я буду делиться чем-то с совершенно посторонним мне человеком? Я лучше Родиону позвоню.
— А что ж не позвонили до этого? Не такой он и родной вам человек, так ведь?
Она снова вздыхает.
— Уходите.
— Я уже один раз ушёл, как дебил, теперь вот разгребаю, — произношу отстранённым задумчивым голосом, потому что внимание привлекает то, как она колупает уголок листа четвертого формата, перевернутого текстом вниз.
Моментально догадываюсь, что причина в нём, и нагло хватаю его со стола. Она пытается отобрать. Визжит. Я поворачиваюсь к ней спиной.
Уважаемый педагог лупит меня кулаками по лопаткам. Не обращаю внимания и начинаю читать. В левом верхнем углу логотип клиники. В правом ИП, фамилия доктора, адрес, дальше написано: протокол ультразвукового исследования молочных желёз, эластография. Куча непонятного текста. И фотография девушки с голыми сиськами без нижней части тела и головы. Какие-то пометки ручкой, подпись и печать.
— Это вы на обеде ходили туда?
— Так! Это не ваше дело! — Виолетта забирается коленками на стул и всё же вырывает у меня медицинское заключение.
— Семь лет было не моё. Теперь моё.
— Вы всего лишь мой директор! Директор должен следить за качеством моей работы, а не за моей грудью.
— Я не просто директор. Я ваш любимый мужчина и отец вашей дочери!
— ЧЕГО?! — начинает громко и натужно смеяться, при этом продолжает хныкать. И как у неё получается одновременно?
Хотя видно, что изо всех сил старается успокоиться.
— А Родион тогда кто?
— Родион — это досадное недоразумение, которому недолго осталось. Не скрою, что в его появлении виноват тоже я.
— Ну и наглый же вы тип. Откуда такие только берутся?
Опять отбираю у неё бумагу.
— Ну да! Тут написано новообразование. Это нехорошо, естественно, но надо разобраться.
— Это наверняка что-то ужасное! — не справляется с эмоциями, явно боится, паникует. — У меня рак! Я уверена. Мне конец. Кто останется с Алёной? Она же маленькая. У меня никогда ничего не было. Я была здоровой. А тут просто пошла на обычное обследование — и на тебе! Я не ожидала и теперь не могу успокоиться.
Я сам боюсь за неё.
— Надо всё проверить. Это просто одно УЗИ и мнение одного врача, что сразу так рыдать-то? — Как бы между делом обнимаю её за плечо, снова усевшись рядом.
Она скидывает мою руку. Я опять кладу на плечо. Как приятно её обнимать, хотя мне тоже жутко и боязно.
— Родиону это не понравится, — имеет в виду мою руку.
— Да плевать мне на Родиона.
— Вам на всё плевать. Только на свои хотелки и не плевать.
— Нет. — Мы поворачиваемся друг к другу, сидим очень-очень близко, лицом к лицу. — На вас, Виолетта Валерьевна, мне не плевать.
— Не вздумайте лезть ко мне с поцелуями с вашим кашлем.
— То есть, как только вылечу кашель, сразу можно лезть?
Она охает. Хватается за голову.
— Я больше ничего не хочу. Мне вообще не до вас. Фокус сместился, понимаете? Отстаньте вы от меня. Идите работать. Я разберусь.
— Вы уже разобрались, Виолетта Валерьевна. — Нащупываю телефон в кармане, показываю себя крутым и спокойным, хотя, честно говоря, слово «узлообразование» меня тоже очень-очень пугает.
И по спине ползёт холодный пот. Я не могу её потерять. Я любые деньги положу. Меня аж кружит, хотя я сижу.
— Ульяна Сергеевна, вы нам нужны, зайдите, пожалуйста, — и называю номер кабинета.
— Что значит нам? И я не хочу никому об этом рассказывать! Я вообще хотела отпроситься и реветь дома, пока дочку не надо будет забирать.
— Ну вы даёте, Виолетта Валерьевна, я думал, вы сильная женщина. Вы же ещё ничего не знаете, а уже расстроились. Всё будет хорошо! Вместе мы справимся!
— Ничего не будет хорошо! Оно всегда так. Ничего не было — а потом жить два месяца осталось!
— Так. — Снова жму её к себе, — Сейчас разберемся. Рано ещё гроб заказывать.
— А Ульяна-то нам зачем? Я не хочу слушать слова утешения.
— Вот вы где очень умная, трёхэтажные оскорбления для меня придумываете. А сообразить, кто у Ульяны Сергеевны муж, не догадались. — Перебираю пальцами по её плечу.
Она хмурится. Смотрит в одну точку. Зависает. Тупит.
— Он же травматолог.
— Какая разница? Он большой начальник! У него связи, знакомства.
— А-а-а-а-а, — меняется в лице, поджимает губы.
— Караганда! — нежно дразню её. — Сейчас она придет, и мы втроем, если он, конечно, на дежурстве, поедем к нему в больницу, и он скажет, что нам делать. Мне он не особо нравится, но в таких случаях главное — не терять время.
— Но как мы отпросимся, мы же на работе? — на стрессе несёт какую-то чушь моя хоровичка, неожиданно резко превратившись в женщину, нуждающуюся в защите.
А мне она нравится любой. Приходит Ульяна. Я всё объясняю. Она звонит мужу, и мы незамедлительно направляемся к машине. Я тяну за собой Травкину. Становлюсь её личным шефом, практически большим злым тигром, и плевать, что Ульяна Сергеевна с интересом наблюдает за нами, поглаживая свой беременный живот. Она смотрит то на меня за рулем, то на Виолетту на переднем сиденье. Мы периодически переругиваемся. А она, кажется, догадывается, что между нами что-то происходит.
Ну как же? Директор сорвался с работы и везёт своего педагога в больницу, и ещё при этом тащит туда заместителя. Явно влюбился по самые помидоры.
Мы на месте, садимся у регистратуры. Виолетту трясёт от страха. Она себя знатно накрутила. Я держу её за руку, она пытается вырвать ладонь. Но мне наплевать.
Спустя какое-то время к нам выходит тот самый доктор в белом халате, которого однажды я видел на нашей стоянке.
Высокий, статный и привлекательный, насколько я могу судить со своей мужской точки зрения, он никого и ничего не видит, кроме своей жены.
Он даже не замечает нас и тут же идет к ней, обнимает, целует в губы, причём я ни разу не видел, чтобы беременную женщину так страстно целовали. Обычно мужчины слегка опасаются этого состояния, но доктор Ткаченко буквально сжирает губы своей супруги, несмотря на то что они наверняка с утра виделись.
Вот это сила любви и желания! Он гладит её по животу, потом смотрит в глаза. Нам с Виолеттой даже немного неловко. Мы переглядываемся.
Затем
