Стоун прочищает горло и ерзает на стуле, как будто ей неудобно.
— Хорошо. Скарлет, если ты хочешь остаться, не стесняйся, но если ты не хочешь этого слышать, ты не обязана.
— Если она уйдет, я вообще не буду разговаривать, — угрожает Ривер.
Он действительно так сильно меня ненавидит или просто играет в игры, чтобы подшутить надо мной? Вероятно, и то, и другое.
— Я остаюсь, — подтверждаю я.
— Хорошо, тогда давайте начнем. Ривер, не мог бы ты поделиться с нами некоторыми из своих самых ранних воспоминаний?
— М-м-м, дайте мне подумать. — Говорит Ривер, как будто не принимает ничего из этого всерьез, но я вижу настоящую боль в его глазах, отражающуюся в ответ на меня. — На ум приходит, когда тебя бьют ремнем или кнутом. Плакать, пока не усну. Не получать еды по нескольку дней подряд тоже было весело.
— И что ты при этом почувствовал?
— Я взбешен.
— Гнев — очень сильное чувство, но обычно за ним скрывается нечто большее. Не мог бы ты рассказать нам, что еще ты чувствовал тогда?
Впервые Ривер отводит взгляд, глядя на что-то на земле, а не на меня. Его челюсть напряжена, а руки сжаты в кулаки. Очевидно, ему неудобно говорить об этом.
Доктор Стоун дает ему несколько секунд на ответ, но когда он не отвечает, она продолжает:
— Легко злиться, но гнев на самом деле не помогает исцелиться.
— Кто сказал, что я хочу исцелиться? Все, чего я хочу, — это отомстить.
— И что потом? Ты думаешь, что потом не будешь сердиться? У меня для тебя плохие новости. Даже если ты причинишь боль всем, кто, по твоему мнению, этого заслуживает, это темное, пустое чувство внутри тебя никогда не исчезнет. Есть только один способ снова стать счастливым — справиться со своей травмой.
— У меня тоже для вас плохие новости, — говорит Ривер доктору. — Мне нравится это чувство. Счастье может пойти нахуй. Хотите знать, что я чувствовал, когда со мной плохо обращались в детстве? Я чувствовал себя слабым, беспомощным и нелюбимым. Но я больше этого не чувствую и никогда не почувствую. Я не чувствую ничего, кроме потребности убивать, и я не остановлюсь, пока все, кто причинил мне боль, не будут мертвы.
— Я тебе не верю, — выпаливаю я, снова привлекая к себе внимание Ривера. — Ты лжешь. Все хотят быть любимыми, и ты тоже.
Ривер внезапно встает со своей койки, его грудь быстро поднимается и опускается, ноздри раздуваются. Я не знаю, почему мои слова так разозлили его, но это явно так.
— Думай, что хочешь, Ангел, — наконец произносит он сквозь стиснутые зубы.
— Почему бы нам не сменить тему? — пытается разрядить обстановку доктор Стоун.
— На сегодня я закончил, — объявляет Ривер, прежде чем повернуться к нам спиной. — Спасибо за блокнот. Я обязательно расскажу Рену все о сегодняшнем дне. — Он хихикает.
Если бы не доктор, я бы, наверное, забрала этот дурацкий блокнот обратно.
— Я провожу вас, — предлагаю я, и доктор Стоун кивает с нежной улыбкой, прежде чем собрать свои вещи.
Когда мы направляемся к выходу, я не могу удержаться от вопроса:
— Вы уверены, что сможете помочь Рену теперь, когда встретили Ривера?
— Это будет долгий путь, но поскольку Рен готов работать со мной, я не сомневаюсь, что смогу помочь в долгосрочной перспективе. Просто будь терпелива с ним. На это потребуется время.
Время. Я хотела бы, чтобы у меня было его достаточно, но из-за беременности мне осталось максимум девять месяцев. Мне нужен Рен рядом. Я ни за что не смогу растить этого ребенка одна.
16
СКАРЛЕТ
— Я так рада, что ты решила пойти со мной на шоппинг. Не то чтобы я возражала против покупок, когда я одна, но гораздо веселее иметь кого-то, с кем можно поговорить и спросить мнения.
Аспен улыбается мне поверх вешалки с детской одеждой. Они очаровательны, такие милые, что я готова расплакаться. Маленькие платьица, комбинезончики. Самые крошечные туфельки. Мои пальцы чешутся от желания все потрогать, подержать в руках.
Положить все в тележку, чтобы я могла купить его своему ребенку.
Невозможно. Я не могу позволить себе даже думать об этом, пока мы переходим от полки к полке в милом маленьком магазине. Настроение здесь яркое и жизнерадостное, и оно заразительно. Я могу счастливо улыбаться, несмотря на ревность, которая существует на краю моего сознания.
Я хочу иметь возможность сделать это для себя. Я хочу быть счастливой из-за беременности. Я хочу чувствовать надежду, как это делает Аспен. Вместо этого я ношу секрет внутри себя, зная, что было бы очень плохой идеей объявить об этом сейчас. В таком случае, я не знаю, когда будет подходящее время рассказать всем. Я даже не набралась смелости сказать Рену, в основном потому, что до сих пор не уверена, что Ривер может появиться. Мне не хочется пытаться разделить личный момент с кем-то, кто ненавидит меня просто за то, что я существую.
И рассказывать еще моей семье. Я даже думать не хочу о шоу ужасов, в которое это превратилось бы. Папа никогда больше не выпустил бы меня из моей комнаты. Квинтон никогда бы не перестал ныть и угрожать тому, кого он должен был любить как брата. Крошечная часть меня задается вопросом, не объединит ли нас в конечном итоге что-нибудь вроде ребенка, но я больше не маленькая девочка. Я не могу позволить себе верить в невозможное.
— Как ты себя чувствуешь? — Мне искренне любопытно, и не только потому, что она моя невестка и носит под сердцем мою маленькую племянницу. Я вроде как хочу знать, чего ожидать, когда пройдут месяцы.
Ее взгляд метнулся в сторону, где всего в десяти футах, спиной к входной двери, стоял один из охранников, которого Кью настоял отправить с нами. У заднего выхода также есть еще один охранник. Все ради нашей безопасности.
Она склоняет голову набок, и я следую за ней, пока мы не оказываемся немного дальше от любых третьих лиц, которым не нужно слышать подробности.
— Честно говоря, я чувствую себя ужасно. Я все время устаю, и начинаю становиться по-настоящему большой. Возможно, мне придется надеть обувь, которую не нужно завязывать, поскольку мне становится все труднее дотягиваться до моих ног. Я боюсь вставать по ночам и все время писать. Это должно скоро начаться.
Но даже когда она это говорит, очевидно, что она вне себя от восторга. Она через многое прошла, прежде чем наступила эта беременность — и она, и
