местного судостроения в Озерном крае был Вытегорский уезд Олонецкой губернии. В основном здесь строили мариинки. Постройка обходилась в 400–500 рублей. Занимались в этом районе судостроением также жители прибрежий Онежского и Ладожского озер и р. Свирь. Земледелие и скотоводство играли здесь второстепенную роль, кормили крестьян только рыболовство и лесные промыслы. Лесные заготовки привлекали около 25 тысяч человек и давали заработок до 800 тысяч рублей. Второе место после Вытегорского уезда занимал Каргопольский. В основном здесь строили карбасы в 40–50 рублей. А вот в промышленной Петербургской губернии деревянное судостроение в начале ХХ века было скромных размеров. В Новоладожском уезде работали всего 60 человек, зарабатывая более 20 тысяч рублей, а в Гдовском уезде суда строили только в с. Подлипье. Заработки здесь были ниже – в среднем около 100–150 рублей на человека. Строились здесь простые барки под дрова и хлеб. Довольно много, на 50–60 тысяч рублей, строили судов в Череповецком уезде Новгородской губернии. В Псковской губернии барки-овсянки и дровянки строились в Холмском, Торопецком и Великолуцком уездах, а всего в губернии производилось в начале ХХ века до 300 судов стоимостью от 100 до 300 рублей. В общем, строились суда везде, где был лес и было речное судоходство: крестьянин всюду искал приложение своим трудовым рукам.
Многие читали о долбленых лодках-однодеревках. Но уже несколько десятилетий, как прекратилось их строительство. А строились они из толстой осины либо тополя, которые долго приходилось искать в лесу. Повалив дерево, мужик вырубал кряж нужной длины, сажени в две – две с половиной, и вывозил домой. Там окоренный и слегка обтесанный ствол долго сушился в тени, под навесом, или в северном крытом дворе. Затем приходило время его обработки. Сначала будущую лодку начисто обтесывали топором, придавая ей нужную форму. А форма эта была замысловатая: вверху от приподнятых заостренных носа и кормы заготовка к середине поднималась горбом. Затем лодочник буравчиком по всей площади заготовки сверлил отверстия на ту глубину, какой толщины он собирался сделать днище и борта, и загонял в них палочки-маячки. Маячки размещались по всей поверхности довольно часто, сантиметров через 30, а нужны они были для того, чтобы, когда лодку будут долбить, вовремя остановиться, не продолбить заготовку насквозь. Затем теслом начерно выбирали древесину и начисто отделывали нутро лодки долотом и стамеской. Получалось что-то вроде заостренной по концам и немного срезанной сверху трубы.
После этого наступал самый ответственный момент: нужно было развести борта вширь. Поднятую на козлах лодку наливали водой, и, разложив под ней во всю длину невысокий огонь, калили на нем большие камни-голыши, которые клещами опускали в воду. Сильно нагревалась, вода даже кипеть начинала. Наружные слои дерева над огнем ссыхались, а внутренние – распаривались и разбухали. Древесина начинала незаметно коробиться, разворачиваться. Распарив древесину, между будущими бортами вставляли толстые упругие еловые сучья – все длиннее и длиннее. И если операция проводилась осторожно и медленно, постепенно из такой трубы получалась довольно широкобортная лодка. Ну, а случалось, что получались только дрова, если корпус трескался. Впрочем, если трещина была небольшой, можно было стянуть ее в носу и корме железными скобами, но это уже не то.
Рис. 32. Лодка-однодеревка (долбленка)
Еще во время долбления изнутри по всему днищу и бортам на некотором расстоянии оставлялись невысокие выступы древесины, в которых прорезывались проемы. Получалось как бы несколько поясов деревянных скоб. В разведенную лодку на эти скобы накладывались довольно толстые изогнутые еловые сучья и накрепко привязывались к ним: получалось что-то вроде корабельных шпангоутов. Так лодка и сушилась, опять в тени, чтобы не треснула от солнца. Оставалось только густо просмолить ее кипящей смолой изнутри и снаружи, предварительно прогрев дерево огнем.
Если строитель не мог найти в лесу дерево подходящей толщины, лодка получалась хотя и довольно широкая, но низкобортная. Тогда приходилось на борта сверху нашивать по доске, чтобы увеличить вместительность.
В литературе долбленые лодки-однодеревки часто называют душегубками: будто бы они были такие узкие и неустойчивые, что при неловком движении опрокидывались, и человек падал в воду. Возможно, где-нибудь и долбили такие лодчонки, просто обтесав ствол и не разводя бортов. Все может быть. Но те лодки, приемы изготовления которых здесь описаны, были чрезвычайно вместительны и устойчивы. На них не только по несколько человек вмещалось, но даже перевозили с заречных покосов целые копны сена, а на заречные пастбища – коров. А уж неуклюжей коровы животного нет. В детстве мы устраивали на таких лодках «морские бои»: вдвоем-втроем в лодке старались ударить носом лодку «противника» в борт так, чтобы стоящие в ней гребцы вылетели в воду. И вылетали. А вот опрокинуть «вражескую» лодку не удавалось!
А уж легки они были на ходу, а уж управляемы! Гребли на них двуперым веслом, с двумя лопастями, а частенько, сидя на самой корме, и одноперым, с одной лопастью. При охоте на уток или при ловле щук на дорожку (шнур с блесной тянули за лодкой, а спиннингов мы еще не знали) гребец работал одной рукой, закладывая веретено весла в сгиб руки возле локтя, а другая оставалась свободной для ружья или дорожки. И сети с лодки ставили, управляясь с веслом одной рукой, и «ботали», пугая рыбу ударами длинного шеста с жестяным раструбом на конце и загоняя ее в сети. Правда, для этого нужны все же сильные мужские руки: мальчишеская рука быстро уставала. Разумеется, никто одноперое весло с борта на борт не перебрасывал: после сильного гребка лопасть слегка поворачивали в воде обратно, и хорошо управлявшаяся лодка сразу же выправлялась на курсе. Тех, кто греб то с одного борта, то с другого, поднимали на смех.
А управляемыми и легкими эти лодки были потому, что весили они немного. Вполне солидного размера долбленку, в которой свободно сидели три человека, я лет в 12–13 легко вытаскивал на берег и опрокидывал.
Таких лодок теперь нет уже. Да и мастеров, способных сделать их, уже нет. Да и дерева подходящего в нынешних лесах, пожалуй, не сыщешь.
Изготовление саней и телег
Среди кустарных промыслов России главнейшее место занимали деревообделочные ремесла, а в числе последних одно из ведущих мест принадлежало санному да экипажно-колесному, существовавшим повсюду: водные пути сообщения не везде были, а зимой русские реки в старину имели обыкновение замерзать. Однако некоторые губернии выделялись особо, отличаясь или качеством изделий, или объемами производства. Так, на Северо-Западе лучшими считались экипажи из Каргопольского уезда, особенно сани «для легкой езды» с их тщательностью и изяществом отделки. Стоили они до 20 рублей и более. В Новгородской губернии экипажным промыслом занимались в основном в Валдайском, Боровицком и Череповецком уездах, в Псковской – в Холмском уезде, в Петербургской – в Лужском и Новоладожском. В последнем этим промыслом было занято в начале ХХ века более 100 человек, зарабатывавших в год
