ними ретировалась цыганка.
– Ну, супер, мусь! И стоило столько его тащить? И вообще, зачем мы его тащили, выкинули бы нафиг еще в вагоне… – расстроилась восьмилетняя Карина.
– Силищ нет, – моментально произнесла маленькая Юлия, с явным облегчением снимая свой детский рюкзачок с игрушками и протягивая его Карине.
– Пойдемте к остановке, – вздохнув, произнесла я и, подхватив оставшийся скарб, двинулась по наземному переходу.
– Молодая, эй! А мешок? – услышала я, подходя к автобусной остановке. Обойдя ее с другой стороны, я увидела свой мешок и стоящих неподалеку женщин в разноцветных юбках, двое из которых держали на руках маленьких детей.
– Хотите картошки? Ее можно на костре поджарить, – радостно предложила я и осеклась, сообразив, что про костер, наверное, говорить не стоило.
Цыганка засмеялась:
– Мы летом кочуем в кибитках, но это экзотика. В домах мы живем, дорогая. А за картошку спасибо, отсыпь сколько не жалко!
– Мамуль, отдай ты ее им, – сказала стоящая рядом Карина.
– Всю, – уверенно заявила Юлия.
Но я все же разделила картошку пополам. Эти полмешка, заботливо подаренные нам и с таким трудом довезенные до Брянска, еще пару месяцев кормили меня и моих детей. В первые, непростые месяцы жизни без Андрея.
***
Брянск, январь, 1999 год
Новый год Брянск встречал украшенным со всей помпезностью в новогоднюю мишуру, словно смягчая для людей послевкусие старой конфеты в красивой упаковке, сюрприза в виде августовских событий.
– Мусик, – Карина прижалась ко мне, – а кто это такие, сиротины? А мне надо в школу принести справку, что у папы ноги нет, повторно просили еще месяц назад, – шептала старшая дочь, чтобы не разбудить уснувшую рядом сестру. – И как мы теперь им скажем, что папы нет? Это ведь как – «навсегда»?
Дочь заплакала и еще больше прижалась, словно хотела раствориться во мне, спрятаться от нахлынувшей на нее боли.
Младшая заворочалась во сне. Каришка слезла с моих колен и заботливо поправила съехавшее с Юли одеялко. После чего, приблизившись в плотную к моему лицу, шепотом, чтобы не разбудить сестру, зачастила:
– Мама, я всегда тебе помогу, и с Юляшей, ты не бойся, мы справимся. Ты не переживай, что я видела папу на похоронах, бабушка меня позвала посмотреть, я не испугалась, ты не думай, я просто не хочу, чтобы его не было, из-за этого и плачу.
Я крепко обняла Карину.
В соседних дворах взрывались праздничные петарды. Горожане отмечали Старый Новый год, второй виток гуляний. Окна домов празднично светились, за окнами раздавался веселый смех прохожих.
***
Я сидела рядом с наряженной елкой, смотрела на беззаботно спящих девочек и думала о своих двоюродных и троюродных сестрах, которые поначалу, казалось, радушно встретили нас в Брянске, а потом, как только узнали о нашей ситуации, едва завидев, переходили на другую сторону улицы и делали вид, что мы незнакомы.
Мне было интересно, как они все проводят это волшебное время – время, когда семьям принято собираться вместе. Любопытно, как накрыты их столы, какие тосты они произносят, какие желания загадывают. Как они засыпают… И крепко ли спят. Они и остальные члены моей семьи, некоторые из которых прямо заявляли, что рак – это, возможно, заразно, а им еще детей поднимать. Кто-то просто молча исчез из моей жизни, вернувшись в нее позже, уже налаженную, со словами: «Ой, мы же не знали». Не знали или не хотели знать? Этим вопросом я задавалась впоследствии, слушая их просьбы о помощи.
Но все это будет позже, намного позже, а пока ночь, январь, елка, уснувшие рядом дочери, и впереди новый – 1999 год, и я обязана вопреки всему, как барон Мюнхгаузен, вытащить себя за хвост из этого черного глубокого болота и попробовать выжить.
***
Первое время я выполняла свои материнские обязанности чисто механически, как заводная кукла. Утром я послушно, скрутив себя в тугой узел, вставала и шагала по квартире как натянутая пружина, собирая Карину в школу, а Юлю в садик. После обеда забирала их, мы шли на прогулку, совершая по дороге необходимые покупки и решая бытовые проблемы. И так изо дня в день, несколько месяцев.
С приходом весны, когда грязный городской снег подтаял, по улицам побежали первые робкие ручейки, а природа пошла на новый круг возрождения, начало понемногу оттаивать и у меня внутри. Камень на душе был все еще очень твердым и большим, но не настолько, чтобы притягивать меня, как раньше, к земле, лишая возможности двигаться и смотреть по сторонам.
В один из таких весенних дней, забрав девочек из их alma mater, я стояла и, глубоко, с наслаждением вдыхая теплый весенний воздух, наблюдала, как они с палочками бегут за бумажным корабликом. Потом перевела взгляд на небо, стараясь не обращать внимания на растущее под ложечкой чувство голода. Болезнь Андрея высосала из меня не только моральные, но и финансовые соки.
– Мусик, глянь, что у меня! – младшая дочь зажимала что-то в руке. – Это я Ришке оставила.
Она осторожно, словно сокровище, развернула завернутую в помятый фантик половину конфеты и протянула мне.
– На праздник угощали конфетами… Еще было печенье. – Юляша отвела взгляд, мысленно оценивая – правильно ли она поступила, что съела угощение в одиночку, но, вспомнив о своем подношении, приободрилась и стала рекламировать припасенное сокровище: – Печенье не очень было… А конфеты много осталось, и она шоколадная.
Я задумчиво смотрела на дочь. Наша потребительская корзина в последние месяцы в основном состояла из кабачков и картошки в разных вариациях, обильно сдобренной бульонным кубиком.
Чтобы хоть как-то улучшить ситуацию, изрядно помотав себе нервы в борьбе с бюрократической машиной в лице неприступных блюстителей законов, я оформила дочкам пенсию по потере кормильца. Но пенсия и небольшие детские пособия, приходившие с Севера, конечно, были не в состоянии покрыть всех наших расходов. Поэтому мысли о поиске работы не давали мне покоя, и отныне все прогулки с детьми были подчинены не только решению бытовых дел, но и попыткам узнать о вакансиях в городе – на рынках и заводах. Юля уже могла оставаться в детском саду после обеда, и это давало мне возможность искать работу на полную ставку.
Учитывая мой не очень богатый профессиональный опыт и полное отсутствие каких бы то ни было связей, я не сразу смогла оценить – на что, собственно, могу рассчитывать в провинциальном Брянске.
Два года учебы в педагогическом классе при УПК первым делом заставили меня обойти близлежащие школы и садики в расчете на любую работу, связанную с детьми. Но, к сожалению,
