— Ты выяснишь. Ты всегда выясняешь.
В этом и была суть. Обычно так и было, но я не знала, как сделать это — как отпустить часть себя, как начать всё сначала.
— В этот раз я не уверена.
— Я уверен, — сказал он. Он посмотрел на меня, и то, как сильно он заботился обо мне, было понятно по его лицу. — Всё заканчивается, Эмми. Независимо от того, решишь ты продолжать участвовать в скачках или нет, я очень хочу, чтобы ты знала, что я хотел бы увидеть, как ты скачешь верхом в последний раз в городе, который создал нас.
Вот что оставил мне Уэс, когда мы продолжили наш путь обратно. Он высадил меня у семейных конюшен, и я приступила к своей работе на день.
Я старалась не думать о том, как сильно я хотела поговорить с Бруксом о том, что Уэс сказал мне, или о том, как тихо было в конюшнях без него.
12
Люк
Я не спал всю ночь. После нескольких часов ворочанья с боку на бок я смирился и просто встал с постели. Я накинул шорты для бега, схватил кроссовки и пошел к двери. Мне нужно было привести мысли в порядок.
Было всё ещё темно, наверно, около четырёх утра. Каждое утро я бегал по тропинке, которая огибала мой дом и вела к «Дьявольскому сапогу». Я знал её как свои пять пальцев, поэтому, несмотря на то что было темно, я начал спускаться по тропинке.
Я не могу перестать думать об Эмми. Я не видел её пару дней, но казалось, что прошли недели. Я не знал, что это было за чувство. У меня никогда не было женщины, которая поглощала бы каждое моё мгновение, как это делала Эмми.
Я слушал, как мои ноги ударяются о тропинку в знакомом ритме, чтобы попытаться замедлить ход своих мыслей. Я не бегал с наушниками, только с голосами в моей голове.
В моей голове было столько мыслей, которые я хотел бы упорядочить, большинство из них были связаны с Эмми и по ассоциации с Гасом.
Я всегда заботился об Эмми, и она была в моей жизни столько, сколько я себя помню. Но до этих нескольких недель, Гас был барьером между нами. Не плохим, но всё ещё барьером. За исключением нескольких поездок из школы, я никогда не был с ней наедине.
До этих пор.
Находиться наедине с Эмми было всё равно что ненадолго оторваться от реальности. Были только мы вдвоём, Люк и Эмми. Не Брукс, неудачник Мидоуларка, и Эмми, любимица города. То, что я чувствовал, когда был с ней, быстро становилось лучшим чувством, что я когда-либо испытывал.
Я потратил последние несколько лет, пытаясь стать кем-то, и в Эмми было что-то, что заставило меня поверить, что я могу достигнуть своей цели. Потому что когда она не умничала, она была внимательной, умной и чертовски хорошим слушателем.
Эта Эмми была в новинку для меня, и я не мог перестать думать, что это было из-за того, что обычно я выводил её из себя. Я был чокнутым ребёнком. Что обычно означало для меня быть импульсивным и искать внимания — любого проявления внимания. Включая быть задетым острым язычком Эмми.
Честно говоря, мне всё ещё нравилась эта ее версия.
Мне не нравилось, как я недавно дразнил её из-за всего, но мне нравилось, как она давала сдачи. Повзрослев, люди бы, вероятно, описали Эмми как милую и застенчивую.
Но не я. Она не показывала мне эту сторону себя.
Я бы использовал фразы типа «заноза в заднице» или «упёртая».
Когда мы были младше, даже если мы были не на ранчо, Эмми всегда возникала рядом со мной. Если я звал девушку в закусочную, то Эмми была бы там, занимаясь с Тедди. Если кто-то организовывал домашнюю вечеринку, Тедди бы умудрилась провести их двоих туда, даже если все там были минимум на пять лет старше них.
Это чертовски бесило меня, и я уверен, что Эмми знала об этом.
В одну ночь у костра я увидел, как Эмми развлекается с парнем, который жил в другом городе и был старше меня. Эмми было семнадцать, так что он вёл себя как грёбаный придурок.
Когда он встал, чтобы принести ей выпить, я подошёл к нему и сказал, что если он посмотрит на неё ещё раз, то пожалеет. После того, как он сбежал, я пошёл к Эмми и сказал ей довольно ужасные вещи — типа о том, что она одевается так, чтобы привлечь ненужное внимание, назвал её глупым ребенком и сказал ей уйти на глазах у всех.
Я думал, что был достаточно большим засранцем, чтобы сбить её с толку и отправить домой. Я знал, что она была смущена. Если бы кто-то другой сказал ей такое, то, возможно, это бы и возымело желаемый эффект, но так как это был я, Эмми вернулась и начала провоцировать меня.
В стольких выражениях она назвала меня ни на что не годным придурком и умчалась прочь.
Она не ошибалась.
Как бы она не разжигала меня, я хотел, чтобы она делала это снова. Я не знал, в чём было дело, — в её честности, её язвительности или просто иметь кого-то, кто видел меня таким, каким я думал, что являюсь, — но это заставляло меня так отчаянно хотеть разозлить её.
Теперь я начал узнавать другую сторону Эмми, но я всё ещё мог разглядеть ту девочку с острым как бритва язычком в женщине с соблазнительным ртом.
Это было похоже на то, будто я всю жизнь собирал кусочки её, а теперь наконец-то соединил их всех вместе.
Угадайте, что? Не было ни одной части Эмми, которая бы мне не понравилась.
Я так облажался.
Я не имел ни малейшего понятия, что делать. С одной стороны, Эмми была под запретом. Гас сошёл бы с ума, ели бы выяснил, что что-либо происходит или когда-либо происходило между нами. Учитывая
