день. Оказывается, люди живут и работают в каких-то диких условиях в мотелях, кафешках, на заправках и шиномонтажках посередине трассы. До ближайшего крупного города отсюда полдня пути! И это в двадцать первом веке!
Итого три дня мы сидим в этом мотеле.
И сейчас Алексей задерживается. Обещал вернуться через пару часов, а прошло уже пять. Пять часов!
Кошусь на его смартфон на тумбочке.
«На случай крайней необходимости!» — объявил он мне в первый день, когда оставил меня одну в этом месте.
«Просто так не подходить, не звонить! Даже в руки не брать!» — завил он.
Я и не беру. Но червячок сомнения грызет меня уже пару часов.
Может с Алексеем что-то случилось? Его так долго нет.
Может, стоит позвонить родителям и сказать, где мы? Я их знаю, они тут же отправят за нами парней из службы безопасности и уже сегодня или завтра утром я буду дома.
Поеживаюсь и обхватываю себя за плечи.
Нет, не самая лучшая идея.
Отворачиваюсь от тумбочки и снова меряю шагами комнату.
Туда и обратно. От стены и до стены ровно пять моих шагов. Крохотная клетушка с двумя дешевыми односпальными кроватями.
Тревога внутри нарастает. Я знаю, что родители там места себе не находят с момента моего побега. Алексей сказал, что он держит их в курсе. И прямо сейчас я не могу с ними поговорить, люди Омарова скорее всего прослушивают их или следят за ними.
И снова разворачиваюсь к тумбочке.
Мила, скорее всего тоже волнуется. Как же я по ней соскучилась. Воспоминания о подруге неожиданно полностью выбивают меня из колеи.
Теперь вообще не знаю, когда увижу ее снова. После всего, что я натворила, мои родители запросто могут мне запретить с ней общаться. Да и ей самой скорее всего прилетело от ее отца. Он мужик суровый.
Мне надо отвлечься. В идеале — поговорить с кем-то родным и близким.
И тут меня словно молнией бьет.
Костя! Вот блин! Как я могла забыть о нем! Он же сейчас с ума сходит от волнения за меня! Я исчезла сколько? Пять дней назад? Шесть?
Надежда только на Милу! Вот только, если отец посадил ее под домашний арест из-за меня, она сама осталась без связи.
Бросаюсь к телефону на тумбочке. Но замираю так и не коснувшись смартфона.
Я не могу. Я обещала Алексею.
Сжимаю ладошку в кулак. Длинные острые ноготки впиваются в ладонь до боли. Это должно отрезвить. Но нет!
Боль только усиливает тревогу.
Сцепляю ладошки в замок, потираю пальчики друг об друга и не могу отвести взгляд от телефона.
Я только на пять минуточек позвоню, скажу другу, что со мной все хорошо и что ему не стоит меня больше ждать. И все. Сброшу!
Я решилась! На сердце сразу становиться легче. Костик — отличный друг и он не заслужил переживать за меня и мучиться от неизвестности.
Набираю по памяти его основной номер. Долгие гудки заставляют сердце тревожно замереть.
— Алло, слушаю, — раздается в трубке едва знакомый сердитый голос.
— Костя! — выкрикиваю я и хватаюсь за трубку двумя руками.
Прямо сейчас между нами натянулась тонкая ниточка. Через города и страны. Она соединяет меня с моим прошлым. Я настоящая и я та, что решила сбежать из дома, уехать в другую страну, спрятаться от родителей и скрыться от ответственности!
— Глаша! Аглая, это действительно ты? — голос старого друга становится напряжённым. — Твою мать! Что с тобой случилось? Где ты?
— Кость, — неожиданно слезы ручьем стекают по щекам. Слезы облегчения и небывалой вины, со мной все хорошо. Я…
Запинаюсь и думаю, а стоит ли вообще говорить о том, где я.
— Оставайся там, я за тобой приеду. Черт, Глаша, я всю Тюмень перевернул, пока искал тебя… Я выезжаю, только дождись меня…
— Нет, Кость, — качаю головой. — Не надо…
Сглатываю вязкий ком.
— Что???
— Я возвращаюсь домой, — отвечаю тихо, но уверенно. — Поэтому и звоню.
— Ты с ума сошла! — рычит Костя в трубку. — Это самоубийство! Родители тебя до старости прикуют наручниками к кровати!
— Я это заслужила…
— нет, Глаш! Ты хотела быть свободной!
— Я была эгоисткой, — отвечаю твердо.
— А что в этом плохого?
— Может, отсутствие ответственности за свои поступки?
— Хватит, — начинает сердиться старый друг. — Я сейчас за тобой приеду и мы поговорим спокойно.
— Нет, Кость. Не надо за мной ехать. Со мной все хорошо. У меня есть провожатый и уже завтра, я надеюсь, я буду дома. Прости за беспокойство…
— Глаша, не дури! Мы так долго все это планировали. Ты не можешь просто так отказаться от своей мечты.
— Отказаться не могу, но я могу поменять мечту.
— Не дури! А как же Ла-Манш?
— Прости меня, Кость. Но я уже все решила.
— А обо мне ты подумала? — неожиданно зло выдыхает он в трубку.
— Конечно. Я верну тебе все. Оплачу машину и потерянные деньги…
— Я сорвался ради тебя в Россию, как безумный перевернул целый город, землю рыл, а ты…
— Я очень это ценю, Кость. Вот поэтому ты мой лучший друг и единственный, кому я позвонила из дороги…
В коридоре раздаются шаги. Неторопливые, слишком тихие для работницы этого мотеля.
Вздрагиваю.
— Кость, мне пора…
— Погоди! Что случилось? Глаш? Не бросай трубку! Слышишь меня. Не вешай трубку!!!
Скидываю вызов, заношу костин номер в черный список и подрагивающими от волнения пальчиками пытаюсь удалить вызов из книги вызовов.
— Что ты делаешь? — раздается над моим ухом голос Грозного.
Вздрагиваю и роняю его смартфон на пол.
Глава 37. Аглая
— Я? А… — пока я судорожно соображаю, чтобы такое соврать правдоподобно, телефон начинает звонить.
Вздрагиваю и едва могу вдержать истеричный крик. Костя! Ну зачем???
Алексей хмурится, поднимает сматрфон и принимает вызов.
— Слушаю, — говорит он отрывисто. — Здоров. Да? Нет. Не интересует.
Собеседник говорит так тихо. Что я ничего не слышу. Сердце медленно и тревожно бьется в груди. Боюсь сделать вдох.
Сцепляю пальчики в замок за спиной, чтобы не выдать своего волнения.
Алексей пронзает меня внимательным взглядом своих удивительно серых глаз.
— Нет, Яр, — выдыхает он в трубку.
А я выдыхаю с облегчением.
— Я не в городе. Да, — кивает он. — Можно и так сказать.
Он снова кивает, словно собеседник может его видеть.
— Добро. Как появлюсь — наберу. Давай.
Грозный скидывает вызов и продолжает сверлить меня напряженным взглядом.
— Кто звонил? — интересуюсь я.
— Товарищ, — Алексей складывает руки на груди. — А ты кому звонила?
— Я не…
— Аглая! — он не повышает голос. Но интонация ощутимо