на предмет ведения внешней политики и всецело одобрило намерение жить с московскими и прочими дружно, но себя в обиду не давать, да продолжать грабить с толком и разумением.
Свои торговые прожекты и некие моменты, касающиеся того, кого можно грабить, а кого пока погодить, я пока не предъявлял, решив заняться ими после экспедиции в Литву. Хочется сделать много и сразу, но катастрофически не хватает времени.
Еще пару дней ушло на выяснение: кто из вятских вечевиков чем дышит и вербовки лобби, для одобрения похода к Свидригайле, а вот сейчас пришло время получить окончательное решение. Время, время мать его ети, поджимает.
Накинул кафтан, приладил шапку, подвесил саблю, да и махнул на вече.
В малом зале собрались вечевики, все в возрасте, в основном купцы да бывшие ватаманы, вышедшие на покой. Почти все вопросы в республике решают эти люди, лишь иногда, чтобы потрафить народу, обсуждения выносятся на общий круг, на майдане, в стиле кто кого перекричит.
Я сдержано поклонился, не увидел Антипа Гулю, самого ярого противника моего княженья, оттого порадовался и сел на свое место. Думал приступать, но опередили.
— Тут такое дело, княже... — Анфал Новгородец, крепкий как дуб старик, взял в руки какую-то грамоту. — Описался нам епископ Иона... — он подал мне письмо. — Грозится и просит...
— Старый хер... — насмешливо крякнул Михайло Рассоха, в прошлом знатный и удачливый ватаман. — Послать бы его, но ты рассуди, княже по своему уму...
Минай мне незаметно подмигнул, отчего я понял, что это очередная проверка на состоятельность.
Взял грамоту и прочитал вслух:
— Евангельских и апостольских и отеческих поучений сами не требуете, и живуще небрежливо, сами идете в погыбель и в будущую оную вечную и в бесконечную муку... Якоже слышим: како тамошние ваши духовнии дети незаконно живут, поимеюще жен до пяти, до шти, до седми, а вы их благословляите и приношение от них приемлете, что есть Богу мерзко...
Ясам хмыкнул насмешливо и посоветовал:
— Мыслю: отписать надобно, что с християнским смирением внемлем поучениям.
— И все? — заломил бровь Рассоха.
— И все, — я пожал плечами. — А что еще? Пусть себе пишет дальше.
Анфал откровенно заржал. Остальные тоже разулыбались.
— Верно молвишь, княже, — кивнул Рассоха. — Но он, пакостник, еще просит отпустить полоняников московских.
Я ненадолго задумался. Понятие Вятская вечевая республика звучит гордо и звучно, но на самом деле — это самая настоящая рабовладельческая контора — ее благополучие зиждется в том числе на эксплуатации холопского труда многочисленных пленных. Жалко людей, жизнь у них здесь не то, чтобы хорошая, а точнее совсем нерадостная, но вопрос сложный, тут с кондачка не решишь.
— Мой сказ — отпустить самых увечных и старых, чтобы на прокорм не тратиться. Нам только польза, а Ионе приятно будет, что прислушались, а ежели дальше захочет разговаривать — пусть везет хлеб, а мы подумаем. Как уже говорил, московский князь теперь не будет перечить московским купцам и прочим возить хлебный запас к нам, как ранее. То бишь запрета княжьего нет. Он же, Иона, не угомонится, а ежели так сладить, теперь полон на его воле. Захочет — выкупит, а на нет и суда нет. Без платы токмо птички поют.
Вечевики молча переглянулись и начали оживленно переговариваться, даже успели поругаться, но приговорили сделать, по-моему.
— Ладно рассудил, княже. Знаем, что ты с делом важным пришел, но прежде еще надо решить... — Анфал сделал паузу и внушительно заметил. — Брат твой старший к нам едет. Что мыслишь?
Я вздохнул. Что я мыслю? По-хорошему надо бы его убирать, ибо сильно своенравный и бешеный, но, черт побери, он все-таки брат Шемяки. Да и отец не поймет. Охо-хо, сплошной головняк. Ладно, попробую что-то придумать.
— Он не враг мне, а брат. Ежели порешаете принять — принимайте. Но будьте настороже, неспокойный он, может много хлопот принести. Если успеет приехать до моего отъезда — я поговорю с ним. Ежели нет, решайте с ним сами. Больше, нечего сказать.
— Быть посему... — вечевики переглянулись. — А теперь говори заботу свою...
Рядились неожиданно недолго, вече приговорило снарядить за городские средства со мной две с половиной сотни конных ратников, да не мешать ватагам по собственному желанию идти со мной, но уже за свой кошт.
С ватаманами я сам беседовал и желающих набралось еще почти тысяча человек. В том числе и ватага Алешки, получившего от меня по печени. Ни о какой речи об оплате не шло, сладились на одной добыче, за вычетом княжьей и городской доли, конечно. Вятские шли охотно, понимали, что в походе всяко разно больше возьмут, чем ушкуями грабить татар и прочих. Да и авторитет мой среди ватаманов сильно поднялся.
Остался доволен, чего уж тут. Рассчитывал всего на две-три сотни человек, а тут целую армию набрал. Кто молодец? Я молодец, вот только не зазнаться бы, неожиданные пакости они всегда рядом, так и норовят показать свою жопу.
Обговорил со старшими сроки и место где собираю рать, отписал Василию в Москву, да и махнул в Новгород, но уже водным путем.
С Васькой не повидался, он мудак эдакий, специально в город не входил, до тех пор, пока я не уехал. Не хотел со мной встречаться. Думал сам к нему подъехать, но быстро передумал — еще ненароком подумает, что на поклон пришел. А это стратегически неправильно.
Ну... что тут скажешь, пусть вятские сами теперь с ним решают. А я оставил брату письмо, где пригласил с собой в поход.
Пошли пятью стругами. Небольшие однопарусные речные посудины, корпус из тесанных досок, длина — около двадцати метров, ширина до четырех, осадка примерно полметра.
Чердаков, то бишь надстроек нет, но на корме при нужде можно соорудить разборной лубяной навес. Конструкция парусно-гребная, экипаж — по пятнадцать человек.
Нормальная посудина, опять же, водой путешествовать в наше время куда удобней и приятней чем конному. Задница от седла наконец отдохнет, на воде мошки меньше, да и в случае непогоды есть где укрыться.
На четвертой ладье, именуемой насадом, из-за насеженных досками высоких бортах, самой большой, везли лошадей и прочие грузы.
Из вятских, в том числе, со мной поехал Минай и еще один видный ватаман Прокоп, они собирались встретиться со своими новгородскими «коллегами», чтобы их тоже сманить в поход.
В общем, пошли.
К присутствию женщины на борту вятские отнеслись равнодушно, они сами таскали своих баб
