мистическим), тем не менее не оправдывают ожиданий в отношении экстравертированной точки зрения. Поскольку эти четыре типа философии вмещают в себя всю философскую мысль Запада, мы вынуждены сделать вывод, что адекватная философская система на Западе еще не создана.
Отчего западный ум столь настойчиво приписывает реальность материалу, который является специфической заботой физики? Это происходит не просто оттого, что такой материал представлен как объективно воспринимаемый: обычная фантазия часто порождает объекты, которые очевидны для восприятия, тем не менее обычно эти объекты считаются нереальными. И не оттого также, что научный материал поддается логически систематизированному изложению. Существуют основанные на свободно сконструированных основных допущениях математические системы, имеющие характер логически связанного системного целого. Однако качество реальности им обычно не приписывается. Как уже было показано, нет прямого доказательства тому, что наука имеет дело со знанием о предметах, существующих независимо от всякого сознания как такового. Похоже, что есть лишь один опытный факт, который дает объяснение приписыванию реальности материалу физических наук: этот материал сравнительно общий и постоянный для значительного большинства наблюдателей; поскольку это общеизвестно, ни один человек не может с успехом действовать так, будто этого материала нет. В нем, кажется, есть нечто объективное, с чем сознательное существо вынуждено считаться, дабы устроить жизнь свою так, чтобы жить более или менее благополучно.
Конечно, в каком-то смысле есть нечто, с чем индивид должен считаться. Но этот факт вовсе не подразумевает, что это «нечто» есть какая-то независимая самосущая реальность. Мы можем дать иную интерпретацию, которая, хотя и отрицает независимую самосущность, тем не менее, сохранит для этого «нечто» определяющий характер в отношении функционирования сознательных существ. Мы можем считать «объективную реальность» какой-то коллективной фантазией, спроецированной из коллективного бессознательного и принявшей относительно застывшую стабильную форму, которая просто свидетельствует о стабильности коллективного бессознательного. Это придаст такой спроецированной фантазии характеристику некого объективного фактора, и нам будет легко понять, отчего он должен был обрести видимость первичного эквивалента реальности.
Разве вышеприведенная интерпретация этого объективного «нечто» была бы в каком-то отношении несовместима с опытными фактами? После такого исследования вроде бы не остается никакого основания для возражений. Объективный материал сознания поступает через органы чувств, и только через них. Но то, что предоставляется органами чувств, – это лишь формы одной из функций сознания, а именно функции восприятия. Тут мы навсегда ограничены материалом, который сводится к восприятию, – пока к нему не прибавится материал и от других функций сознания. Много материала, который имеет объективную видимость, дает самая обычная фантазия – хотя, по общему мнению, подобная видимость не является объективным существованием. Подобного рода видимости создаются в сознании субъекта в результате гипнотического внушения. И здесь, опять-таки, речь не идет о стоящем за видениями некоем объективном предмете, который существовал бы независимо, сам по себе. Придайте такому гипнотическому проявлению, этой видимости, характер коллективной составляющей всякого человеческого сознания, и тогда можно будет спросить: чем это отличается от материала, полученного путем обычного экстравертированного наблюдения? По-видимому, все существующие ныне возможности естественной науки сохранятся. Изменится лишь смысл научного результата. Но этот уровень (смысловая оценка) лежит вне сферы научного анализа как такового. Поэтому не будет никакого покушения на свободу естественной науки в предоставленной ей сфере или секторе сознания.
Мы будем вынуждены интерпретировать факты и законы науки как чисто психическое явление, хотя и отличающееся сравнительной стабильностью. Законы, а также факты займут свое истинное место в психологическом коллективном бессознательном.
Я полагаю, что данная философия предоставляет науке полную свободу, необходимую для развития науки в ее собственном измерении. Меняется лишь интерпретация смысла ее фактов, методов и результатов. Я только оспариваю мнимое право ученого гипостазировать[84] материал его науки в качестве предположительно субстанциального и независимого предмета. Если отказаться от этого, то не будет и права претендовать на какую-то особую реальность объекта науки или вообще ощущений. Остается некий относительный, прагматический эквивалент реальности, который обоснован для ограниченного сектора затрагиваемого им сознания, – но только такой. Одним словом, обвинения в том, что данное содержание сознания имеет своим источником фантазию, самого по себе будет уже недостаточно, чтобы говорить о его меньшей реальности по сравнению с продуктом физических наук, поскольку и он опирается, по существу, на то же основание. Таким образом, аргумент, которым дискредитируют реальность религиозного или мистического гипостазиса, будет обоюдоострым мечом, который точно так же подрывает реальность гипостазиса научного или сенсуалистического. Так что содержание мистического прозрения будет вправе претендовать на не меньшую реальность, чем та, о которой может заявить в отношении своего материала ученый или экстравертированное сознание. Одним словом, экстраверт должен отказаться от своей претенциозной заявки на особое обладание чувством реальности. Он сориентирован на сектор относительной реальности – вот и все. Вовсе не очевидно, что этот сектор в конечном счете более важен. Во всяком случае, этот вопрос становится открытым.
Главным следствием представленного тезиса будет то, что если есть какая-то сила, которая может сознательно оперировать психологическим коллективным бессознательным, то она будет стоять над всеми продуктами фантазии – как религиозной, так и научной. Это будет сила, действующая на сам источник любого содержания сознания. Теоретически такая сила могла бы посредством процесса, не поддающегося объективному выявлению, заставить весь материал объективного восприятия, а также религиозной фантазии исчезнуть или трансформироваться. Надо понять, что такая сила не подразумевает способности уничтожить сознание как таковое; она бы просто уничтожила или, скорее, преобразила все его содержание. Должно также быть ясно, что такая сила будет ближе к высшей Реальности, чем любое содержание сознания, над которым она имеет власть.
Практический вопрос: существует ли такая сила? Я не нахожу (по крайней мере, пока) возможным дать объективно удовлетворительный ответ на этот вопрос. К своему собственному удовлетворению, я убедился в ее существовании, но в отношении иных эмпирических центров сознания я не нахожу возможным сделать что-то большее, чем выстроить более или менее удовлетворительное предположение о ее существовании. По-видимому, есть Трансцендентное Нечто, которое можно, по крайней мере, попытаться познать. Хотя я и заявляю о реальности этого Трансцендентного Нечто и о существовании сознательной Силы, которая может манипулировать «коллективным бессознательном» психологии, я не претендую на способность заставить кого-либо признать то или другое.
* * *
Термин «Вселенная» используется здесь в значении буддийского понятия сансара. Таким образом, я не ограничиваю «Вселенную» совокупностью объектов обычного бодрствующего сознания. В нее входят и так называемые галлюцинации, сновидения и любые иные возможные состояния сознания (прижизненные или посмертные), которым присуще осознание объектов. Противоположностью является нирваническое состояние сознания, в котором объектов нет по той простой причине, что в этом Состоянии нет субъектно-объектных
