А то, что оно не вытекает из чистой логики, тоже ясно, поскольку мы теперь вполне понимаем, что логика делает лишь формальные выводы на основе материала, с которым работает. Материал же, присущий самой логике, состоит лишь из исходных логических констант, и поскольку понятие о том, что всякое существование должно иметь причинную предпосылку, не является одной из них, то следует, что понятие это не является ни необходимым условием логики, ни следствием, полученным благодаря одному лишь логическому процессу.
Как же быть с утверждением, будто не существует ничего, что не имело бы адекватной причинной предпосылки, то есть что не может быть никакого существования ex nihilo или de novo? Я допускаю обоснованность этого убеждения как определенной составной части сознания, не полученной благодаря логике или опыту. Тогда возникает вопрос: требует ли это убеждение, чтобы объекту, появившемуся в относительном сознании, предшествовала вещь, существующая во всех отношениях независимо от сознания? Ответом будет «нет», поскольку возможен (и к тому же уже стал рабочей гипотезой аналитической психологии) иной адекватный источник. Мы можем искать предпосылку появления нового объекта в бессознательной части психики. Такая интерпретация уже широко используется в аналитической психологии, когда описывается этиология плодов фантазии при интроверсии. В работе фантазии объекты внезапно появляются (в идеальной или осязаемой форме) из какой-то скрытой среды. Аналитическая психология не сочла нужным признать причинной предпосылкой подобных объектов какие-то предметы, существующие во всех отношениях независимо от психики. Распространить эту этиологию на объекты объективных органов чувств не составляет никакого логического или эмпирического затруднения – просто вполне последовательно расширяется определенный принцип толкования.
Здесь можно возразить, что введением понятия психологического бессознательного как причинной предпосылки появившегося объекта мы просто подставили логический эквивалент для предмета, существующего во всех отношениях независимо от сознания. Но это не так. Уже было в какой-то мере показано, что психологическое бессознательное не тождественно совершенно бессознательному. Оно просто не сознаётся обыденным бодрствующим сознанием, а это совсем не то же самое, что заявить, будто оно не сознаётся сознанием вообще. Ибо ясно, что сознание, которое не сознаёт себя, неотличимо от бессознательности. Таким образом, с философской точки зрения можно утверждать, что все объекты и их предшественники существуют исключительно в сознании, и тем не менее пользоваться понятием «бессознательное» в психологическом смысле.
Из вышесказанного должно быть ясно, что продемонстрировать существование независимого предмета нельзя. В то же время в последней части вышеприведенного аргумента было показано, что существование такого предмета не является необходимым допущением для логики, опыта или убеждения в том, что всякое существование должно иметь соответствующую причинную предпосылку. Я упомянул о возможной этиологии, которая обеспечивает все необходимое и, тем не менее, обходится без понятия предмета, существующего абсолютно независимо от сознания. Это завершает формальную аргументацию. Давайте теперь исследуем внелогические соображения, которые могут опираться на эту предлагаемую этиологию.
Требования физической науки в основном просты. Главные из них таковы: (а) объективное содержание науки должно быть такого характера, чтобы его можно было наблюдать с помощью объективных же органов чувств, прямо или косвенно (при посредстве инструментов), и эти органы чувств должны быть именно теми, которые активны у типичного представителя нашей культуры, или человечества; (б) этот материал становится наукой тогда, и только тогда, когда он организован в какую-то рациональную систему представлений, которая отличается внутренней связностью и к тому же делает возможным такое предсказание будущих объективных событий, какое можно проверить наблюдением или опытом. Это два основных требования чисто физических наук. Прикладная же наука требует в дополнение, чтобы организация сырого материала науки позволяла хотя бы в какой-то степени осуществлять практический контроль над данным объектом. Любая теория об истинной природе объектов, являющихся содержанием науки, не противоречащая этим фундаментальным требованиям науки, предоставляет науке столь полную свободу, на какую эта наука как наука может претендовать. Если бы поведение объекта было совершенно произвольно или во всех отношениях иррационально, то никакая наука – ни чистая, ни прикладная – не была бы возможна. Наука возможна лишь в той степени, в какой наблюдаемый объект может войти в какие-то отношения с определенной рационально задуманной системой. Вовсе не нужно, чтобы такая система была единственно возможной или чтобы она была окончательно верной или вполне совершенной. Физика ставит перед собой частные задачи. (а) Она не притязает на полноту знания (то есть на познание всего). Это очевидно из того факта, что она произвольно исключает весь материал, который нельзя наблюдать прямо или косвенно объективными органами чувств типичного представителя нашей культуры (человечества). Так что возможный материал сознания, получаемый только при посредстве иных «врат», иных видов сознания, не имеет отношения к науке, как она понимается на Западе, – даже если подобный материал является весьма важным объектом познания. (б) Она не включает в свою структуру те формы или аспекты сознания, которые нельзя классифицировать как знание объективного содержания. Таким образом, самопознание или чувство любви не являются частью структуры никакой физической науки.
В отличие от особых требований физики, философия рассматривает в своей области все возможные аспекты сознания. Она имеет дело с религиозными, этическими и эстетическими ценностями точно так же, как с обычными проблемами, важными для науки. Проблемы физических наук интересуют философию не больше, чем подобные же проблемы науки любого иного возможного типа. То, что существование наук, отличных от физики, является более чем академической возможностью, обнаруживается в создании разного рода психологий с признанием psyche[83]. Однако философия отчасти совпадает с наукой физической по основному своему мотиву – в стремлении к методической объективности.
Любой философии присущ такой недостаток, как принятие во внимание не всех потенциальных возможностей сознания, а также непредоставление этим возможностям полной свободы в области их компетенции. Такие современные школы философии, как натурализм, неореализм и прагматизм, безоговорочно признают естественную науку. Что касается проблемы этической как предмета социальных отношений, то ценный вклад в теорию и интерпретацию этики сделан прагматизмом. Но всем этим философиям не удалось (некоторым из них – совершенно) прийти к признанию необходимости религиозных и мистических состояний сознания. Поэтому они имеют значение лишь как частные философии. Многие из ценностей сознания они либо отрицают, либо манипулируют ими недопустимо грубо. Все они психологически односторонни. В индивидуальной и социальной психологии они представляют исключительно или преимущественно экстравертированную позицию. Они либо вовсе отрицают те ценности, которые непосредственно очевидны с интровертной позиции, или относятся к подобным ценностям со снисходительностью гордыни экстраверта, которая для всякого вполне развитого интроверта совершенно неприемлема. Системы же философии, классифицируемые как идеалистические, хотя и уделяют более или менее подобающее внимание ценностям интроверта (ценностям религиозным и
